Фантастическая проза. Том 1. Монах на краю Земли. Сергей Синякин
Чтобы отвлечься, розмысл лег на сено, заложил руки за голову и, прикрыв глаза, попытался представить себе, что надо сделать, чтобы на огненном змее полетел человек. Многое надо было придумать: чем дышать летящему браннику (а иного розмысл на змее просто не представлял, мужество должно быть большое для такого путешествия, отвага!), как сделать, чтобы по окончании полета бранник вернулся назад, и не как китайский мудрец с разбитой головой и переломанными членами, где браннику сидеть при полете, и еще множество мелких, но вельми важных вопросов надо было решить, чтобы путешествие стало возможным.
Избраннику. Одному из бранников…
Он прикидывал разные возможности и понимал, что полностью уйти от своей тревоги не может. Что его ожидало дальше? Козлиная шкура и единоборство с медведем на потребу князя и присных его? Вечное заключение в остроге? Что ж, это была не худшая возможность – и в неволе люди могут думать.
Загремел засов, дверь отворилась, и в келью заглянул стражник, а потом, отодвинув его в сторону, ввалился толстый китаец.
– Не ждал такой беды для Вас, уважаемый Серьга, – сказал Жо Бень. – Вот уж истину глаголят ваши поговорки да пословицы! Что поделать, если в вашей стране наступило время правления под девизом «Своеволие и единовластие»? Говорил я Вам, грешно задумываться о покорении Небес. Мстят Небеса своевольному человеку.
– Да не небеса, Жо, – сказал розмысл. – Люди отыгрываются.
– Просил за Вас князя, – сообщил китаец. – Даже слушать не захотел. Сказал: того, кто меня поносит, никакие заслуги не спасут. Нет, говорит, не поймешь ты, китаец, нет слаще удовольствия, выпить чару медовухи и раздавить твоего врага. Он, говорит, над умом моим посмеялся, мою мысль об артельном княжестве грязными ногами растоптал, а такой авании я простить ему никак не могу.
Посидели, помолчали. Китаец Жо достал из просторного халата изящный и вместительный серебряный кувшин, протянул розмыслу.
– Отгоним мрачные мысли, – предложил он. – Выпьем по доброму глотку маотая. Сказано мудрецами, доброе вино спасает от печалей.
Выпили по два, однако легче не стало.
– Что я для Вас могу сделать? – грустно спросил китаец. – Видит Небо, я сделаю все, что в моих силах. Вы человек умный, Вас бы по достоинству оценили в Китае.
– Какой уж тут Китай, – вздохнул розмысл. – Будем дома помирать.
Посидели в печали, незаметно допили маотай.
– Буду за вас бороться, многоуважаемый Серьга, – сказал китаец. – Хоть и нелегко мне преступить через воспитание, ведь нас учили быть покорными Небесам и правителю, которого назначило Небо. Но то, что происходит с Вами, я считаю высшей несправедливостью.
Розмысл остался один. Тоска, печаль тугая жила в его душе.
Что дальше? Больше всего думалось почему-то о девке Дубравке, что служила ему в тереме. Славная была девица – стан тонкий, губы нежные, нрав кроткий, хотя и чугунком с постными щами могла метнуть, коли не по нраву ей что было. А каково ей теперь станется?
И ворочался розмысл