Говорит и показывает. Книга 3. Татьяна Иванько Вячеславовна
ещё в школе, так осталось и теперь.
Поэтому я быстро успокоился и толково и даже вдохновенно рассказал докторам всё, что собирался. И в эти сорок минут я впервые подумал, а не потому ли я занялся именно этой темой в своё время, что она связана с медициной, будто инстинктивно стремясь быть ближе к делу, которым занимается Майка…
После лекции ко мне подошёл один из местных светил и задавал много пытливых и толковых вопросов, на которые я с удовольствием ответил, пригласив его к нам в лабораторию стать медицинским куратором от акушерства. И он с радостью согласился. Мы договорились с ним о встрече.
– Иван Генрихович, с каким-то Юргенсом будем работать, хирург гениальный, весь такой… знатный, вальяжный, – рассказывал я Ивану Генриховичу о том разговоре, сразу запомнив примечательную для меня фамилию.
– Юргенс? И как зовут его? – заинтересовался старик.
И тут только я вспомнил, что он рассказывал когда-то о своём отце и фамилии…
– Погодите-ка, это… Валентин Валентинович его зовут. Не…
Иван Генрихович побледнел и снял очки, будто протереть, как всегда делал, когда волновался.
– А лет ему сколько? – спросил он пересохшим голосом.
– Лет… – рассеянно проговорил я, вглядываясь в него. Только бы с сердцем плохо не стало… – Постарше меня… лет… на десять, надо думать. Может поменьше.
– А если это мой брат? – сказал Иван Генрихович медленно.
Он сидел на диване в своей комнате, всё те же книжки, настольная лампа и даже кресло, только диван я давно заменил ему на новый.
Я сел рядом.
– Может и брат. Хочешь, чтобы я сказал ему? – спросил я. Иногда вот в такие минуты я называл приёмного отца на «ты».
Иван Генрихович снова надел очки и посмотрел на меня уже сквозь толстые желтоватые стёкла.
– Не стоит. Я… кто я такой…
– Брат, – сказал я, удивляясь, как это кто?.. – Или думаешь у него сорок братьев?
Но он покачал головой:
– Нет, Василий, я отрёкся от родства, – он вздохнул.
– Да когда это было! И какое время! И… сколько тебе самому было, ещё ребёнок…
Но Иван Генрихович упрямо дёрнул сухой птичьей головой:
– Какие времена… Дело не во временах, времена делают люди. Ты вот не отрёкся от матери, до самого конца. А я… Нет, Василий, мне… стыдно. Что я скажу брату? Так боялся, что даже отчество не взял отца?.. Стыд какой…
Так мне и не удалось переубедить старика. Но на Юргенса я смотрел теперь с особенным интересом.
Глава 2. Искорки
Да, работать с Юргенсом оказалось одно удовольствие. Он не только умный и заинтересованный в проблеме человек, но и на удивление любознательный, он интересовался всем, что видел, каждым этапом работы, хотел изнутри понимать, как и что мы делаем и как это будет в результате работать.
Это правда. К осени я, можно сказать, с головой ушёл в работу с курчатниками. И этот Василий Андреевич мне нравился, умняга