Мания. 3. Масть, или Каторжный гимн. Евгений Кулькин
не дал договорить себе сам, вскричав:
– Понял! Но чем вы предлагаете заняться?
– Алмазами! – сказала Жилевич.
Конебрицкого сковало колотье. Оно всегда возникает у него в левом боку, когда разгуливается дыхание.
– Ну… – через заминку спросил он. – Как ты это себе видишь?
– Просто, – ответила Тамара. – Ты берешь большой кредит, мы отправляемся в Якутию, объединяем там старательские артели в кооператив и – вперед и с песней!
– А я в ту пору, – подхватил Егор, – найду за рубежом тех, кто возьмется за обработку наших алмазов.
– Но ведь на них государственная монополия! – вскричал Конебрицкий, стараясь сделать какой-то продых во всем, что так нечаянно свалилось на него.
– Потому-то и нужны твои министерские связи, – произнесла Жилевич. – Надо создать какую-то, пусть околоалмазную, но все равно близкую к этому структуру. А главное, быть при деньгах. Тогда все заварится очень быстро.
И все именно получилось так, как предрекала Матара – так дразнили Жилевич в институте. Кооператив они назвали «Алдан» и очень скоро поняли, что ручеек, по которому уходили алмазы налево, очень легко превратить в реку.
И вот нынче бродит Конебрицкий по Якутии. Бродит вроде бы один. А в отдаленье четверо к кустам присматриваются. Это его телохранители. Потому как дорогой стала его жизнь, почти бесценной.
И только единственные, кто относятся к нему тут без почтения, это комары. Нету с ними никакого сладу. А как хочется походить по той земле, что тебя так щедро и бескорыстно кормит.
Недавно заходил к нему Венька Бейм. Какой-то угрюмо-слинявший, как бы перелицованный, что ли. Долго восхищался надписью, умыканной Константином из какого-то фильма: «Сегодня стоит двух завтра», потом пошел поносить каких-то клептократов, про то, что у нас нет служб, прогнозирующих способности, и что вообще мировая история еще пожалеет, что в свое время не поддержала Россию.
Таким сложным образом он просил денег на издание своих стихов.
Конебрицкий выслушал его с мировой скорбью на лице и сказал, что денег нет. И хоть это было не так, угрызений не осталось. Хотя бы по той причине, что, обнародуя свою программу, не казни других, что они преуспели, – а Бейм это делал. Потом нельзя уповать на бросовые цены той же бумаги. Что, мол, издание Косте почти ничего не будет стоить. Коль так, так зачем же ты пришел? Все бы решил собственными силами. Раз все так просто…
Словом, отказал.
И все равно Вениамин прочитал ему стихи, без которых, он считал, мир не может спать спокойно.
Они действительно прозвучали торжественно:
Выкралась луна, как тать, на небо,
Тонкий перстенек – невестин век.
Кто твоей слезой впотьмах погребал,
Кто твоим желаньем пренебрег?
Катится тоска к аминю камнем,
В сны вползает дремы полусвет.
Закляну одну тебя строками
Теми, что не сможет выдумать поэт.
Ожерелье тьмы гортань галантно лижет,
Песня ледниковой сказкой