Безнадёжный. Лев Тугарин
одобрительное восклицание. А мои руки за одно мгновение вдруг осознают, что страшно устали, и не в силах держать неподъёмный и неприятный груз, разжимаются и роняют мяч.
Голоса понемногу начинают теряться во тьме. Меня будто накрывают огромной снежной периной. Боли я не чувствую. Не чувствую вообще ничего.
– У него аритмия… Возможно, внутреннее кровотечение. Интерны, шаг назад. Зовите лечащего врача. Срочно, давай…
***
Мне ужасно, просто невыносимо сложно. И больно. И плохо.
Моё (и в то же время, всё-таки чужое) сердце сучит громко, и чуть чаще, чем следует, и звук его эхом разносится по каждому из рёбер.
Я до сих пор нахожусь в реанимации, и это вызывает определённые опасения: если не переводят в палату, значит, что-то идёт не так.
К счастью, последний услышанный мною факт, про внутреннее кровотечение, не оказал существенного влияния. То ли кровотечение быстро купировали, то ли оно прошло само, то ли и вовсе мне всё послышалось. Меня не вскрывали повторно, не откачивали кровь, не устраняли «протечку». Но и без этого мне приходится туго.
Я валяюсь пластом, не в силах даже тихонечко подвывать от боли, хотя общее состояние и настрой требуют этого крайне категорично. Добрая и внимательная медсестричка исправно подкалывает мне обезболивающие, пытается поддержать и успокоить, а я лишь облизываю пересохшие губы, и прикрываю глаза.
– Имя у тебя какое… подходящее. Лев. С таким «храбрым» именем и ты сам должен быть храбрым. Держись, – слышу я её высокий голосок, в котором от природы слышится с вопросительные интонации, даже в восклицательном предложении.
Внутри меня ворочается что-то странное; это и недовольство, и усталость, и непонимание, и злость. А до кучи, из-за всего этого я чувствую себя крайне неблагодарным, и мучаюсь виной. Люди столько сделали для меня, и продолжают делать, я просто не имею права давать своей усталости столько воли. Да и откуда она взялась, усталость эта? Я же ничего, ну прям вообще ничего не делал. Если только перенёс сложнейшую операцию.
Моя кровать-каталка устроена на кровати у окна, и я мучаюсь не только от постоянной фоновой боли и неприятной ломоты в теле, но и от сквозняка, дующего мне на лицо и шею. Но у меня нет сил двинуться, чтобы поправить одеяло или отвернуться. Нет сил даже на то, чтобы попросить кого-то заткнуть эту треклятую щель.
Я знаю, что люди заболевают не из-за холода и не из-за сквозняков, а из-за вирусов, которые подхватывают от других людей. В моём сквозняке вирусов нет, врачи ко мне подходят только в масках и перчатках, то есть все предосторожности скрупулёзно соблюдены,… но через пару дней инфекция всё-таки откуда-то подбирается ко мне.
Опять же, на моё счастье, это не воспаление раны, не краснуха и даже не грипп. Простое ОРВИ. «Простое» только для обычного, физически сильного человека. Для меня же это – полный, кромешный, абсолютный кошмар.
Меня потряхивает от кашля, и сразу за кашлем всё тело простреливает глубокой, невероятной болью, – словно к самому сердцу цепляют оголённые провода