Люби навсегда. Юрий Окунев
интригу до утра.
И вдруг в дверях нежданный, ярый
Отец, страшней царя Петра.
Как будто с верфи корабельной,
В рабочей блузе входит он.
И сын, мечтатель и бездельник,
Отцовским взглядом пригвожден.
Я в пол уставлюсь виновато.
Ведь я причастен к смуте сей.
Так пред отцом Петром когда-то
Стоял царевич Алексей.
Что детство в людях примечало —
Понять спешило поскорей.
Так изучаем мы сначала
Своих отцов и матерей.
Мне многое казалось странным,
Хоть шло своим все чередом.
Мать неизменно, постоянно
Под вечер покидала дом.
А по утрам вдруг замолкала,
Страницы книги теребя,
Какой-то образ все искала,
Зачем-то «уходя в себя».
К обеду потеряв веселость,
А за обедом аппетит,
Часами пробовала голос
И говорила: «Не звучит!»
Шла к двери с бледностью заметной,
И я не знал, как понимать, —
На пытку иль на подвиг смертный
Уходит мученица-мать!
А ночью голоса в передней
Я различал, восстав от сна,
И триумфатора победней
Входила в комнату она.
С букетами в руках входила,
С отцом беседуя, горда…
Во всем спокойствие и сила.
– Как пела? – спросят…
– Как всегда!.. —
А завтра снова начиналось:
Под вечер – паника, испуг…
И так не разомкнуть, казалось,
Загадочный, волшебный круг.
Но вот пришел мой день отрадный.
Я был побалован судьбой.
Мать придала мне вид парадный
И повела меня с собой.
Меня слепили ложи, люстра,
Литавры, арфа – все подряд.
И, полный радостных предчувствий,
Я был посажен в первый ряд.
Вот свет погас. И все затмилось.
Минуты прекратили бег.
С волшебной палочкою вырос
Передо мною человек.
И не сравню других открытий
Я с царством звуков. Как сквозь сон,
Внимал им шестилетний зритель,
До основанья потрясен.
То грома слышались раскаты,
То будто затихал поток,
То музыка звала куда-то,
А то в ней слышался упрек.
Поднялся занавес. Я вижу
Читающего старика.
Придвинула свечу поближе
Его дрожащая рука.
Я был знаком со стариками,
Но этим все же изумлен —
Он пел и разводил руками,
Кому-то жаловался он.
Вдруг пламя вспыхнуло на сцене.
И из него явился черт,
Зал оживился в то мгновенье,
А я сидел ни жив ни мертв.
Я был напуган не на шутку,
А черт красиво начал петь.
До полуобморока жутко
Мне было на него смотреть.
Но тут, вглядевшись