Искушение Агасфера. Эдуард Павлович Просецкий
греческое имя и, судя по твоей осанке и благородству черт, – высокое происхождение.
– Так и есть, – скромно отозвался Агасфер и принялся скомканно и не совсем внятно пересказывать историю своего рода, понимая, что вопреки наставлениям Иосифа робеет перед красавицей и совсем не выглядит победителем.
Девушка слушала его рассеянно, то и дело бросая тревожные взгляды в сторону дома; лишь однажды, при упоминании об Александрии, томно прикрыла глаза, вздохнув: «Ах, Александрия… А у вас тут такая скука…»
Лишь закончив рассказ, Агасфер спохватился и, вспомнив свой предыдущий мужской опыт (женщины любят ушами), заговорил горячо и убежденно:
– Губы твои, как лепестки роз, госпожа. Бедра твои как колонны храма Иерусалимского, греческий мрамор не сравнился с белизной твоей шеи… Твои уши как розовые раковины морские, отливающие перламутром…
– Твое красноречие говорит о твоей образованности и тонком вкусе, – с улыбкой поощрила красавица. – Называй меня просто по имени.
– Я… не знаю твоего имени, госпожа, – признался Агасфер.
– Как?! – гневно вскинула она бровки. – В прошлый раз я назвалась, а ты даже не запомнил?! Убирайся прочь!
Незряче скатываясь с обрыва, он готов был разбиться насмерть, как вдруг до него долетел ее хрустальный голосок:
– Меня зовут Эсфирь!
Вечером его, безутешного, как всегда успокаивал добрый многомудрый Иосиф:
– Ах, Агасфер, Агасфер, – глухо говорил он, тиская в кулаке бороду. – Ты перетоптал всех доступных женщин Иерусалима, но так и не научился понимать женскую душу.
– Она совсем не похожа на смиренных дочерей Иудеи, – заметил Агасфер, как бы оправдываясь.
– Александрия… – пояснил Иосиф. – Там совсем другие нравы…
– Лучше бы мне умереть, – отчаивался Агасфер.
– Напротив, тебе надо жить и радоваться! – возразил сапожник. – Если женщина пожаловалась на скуку – это верный намек, чтобы ты за ней поухаживал. Если она обиделась, что не запомнил ее имени – значит, ты ей не безразличен…
– Но у нее много поклонников, – перебил Агасфер.
– А когда много – значит, никого в сердце, – засмеялся Иосиф.
Глава пятая
– Я видел все это, – говорил ткач Самуил, возлегая с бокалом вина за триклинием в доме Мардохея и степенно оглаживая смоляную бороду. – Это было в Бетании, на берегу Иордана, где крестил Иоанн. Я шел на торжище в храме Иерусалимском и собственными глазами видел, как Иоанн узнал идущего к нему Иисуса и сказал: «Вот жертвенный Агнец, который берет на себя грех мира! Это о Нем я говорил: «Идущий за мной стоит выше меня, потому что Он существовал еще задолго до меня».
– Этот сумасшедший Иоанн – главный враг Закона, – недовольно заметил Мардохей. И, подставив свой наполненный бокал напросвет солнечному лучу, со смаком произнес: – Какая глубина цвета, истинный рубин… А какой букет… Знакомый грек доставляет мне его прямо с Кипра.
Вино было жидким, подкисшим,