Ожидаемое забвение. Виктор Ростокин
селений,
И скопищ нагромождений иных
на прозрачных обочинах
Таковых, как порушенное дерево колесом
иль плотиной
Задушенный ключ, благословенный небесный,
зовущий Источник,
Во все дни и года он с моею сроднился душою
и плотью.
Не колебля пространство, из памяти не оброняя
Приметы земные, я, невидимый,
ведомый тайной Его,
Мне открытой, сосредоточившись
и великую блажь обороняя,
Окажусь… явлюсь (сам перед собой)
немысленно высокó,
И, играя, преклоняясь пред мудростью
Сотворенного Мира,
Обрету тех, с кем впопыхах разлучился,
ноги в кровь растоптав.
Будет люд ликовать – на костре он сожжет
мою Лиру.
Но душа не вернется назад, не имея на то
от бессмертия прав.
«Я позднего созрева плод…»
Я позднего созрева плод,
Я долго сока набирался,
Корнями в землю я вгрызался
До светлых, сокровенных вод.
Хоть не обласкан был судьбой,
Терпел и засуху, и смерчи.
Не раз в глаза смотрел я смерти,
Своей рискуя головой.
И рос. И креп из года в год,
Дорог не выбирая торных,
Сил набирался животворных,
Чтоб бедный защищать народ
Созревшей песней, словно плод.
Благодарение
Уже за горизонт не устремляюсь,
Скриплю, вздыхаю, ниже все склоняюсь,
А руки, как сухие сучья, ломкие,
Недвижимо висят, их ржаво ломит.
Пусть отдохнут усталые на скатерти,
Залезет муравей, как с горки скатится,
И луч погладит поперек морщинок
И тоже соскользнет без всяческой причины.
А руки без трудов былых тоскуют,
Ведь жизнь прожить пришлось им трудовую,
В студеных зорях омывались, дабы
Начать работу. Вилы, молот, грабли!
Хлеб добывали силой животворной,
И целый день струился пот проворный.
Благодарение Христу за щедрость эту —
Забот невпроворот зимой и летом.
То пашня, то жнивье. Помолы. Кузня.
То рубка сушняка. А тут – и грузди.
И кап березовый – скульптура хоть куда!
И так стожильно. Ласково всегда,
На всем пути. С начала – до конца.
И Лик с простого воссиял лица.
«Стихи, прошу, меня не ждите…»
Стихи,