Чертово колесо. Михаил Гиголашвили
и вдыхая их терпкий запах. По ее лицу начала гулять тень истомы. Некоторое время были слышны только испуганные вскрики «Что это? Кто? Ох…» да шорохи лап и волос.
Они катались в исступлении, опрокидывая скамьи и ударяясь об острые углы ларя. Лицо женщины потемнело, покрылось пеленой похоти. Глаза превратились в пятна. Губы раздуло. Глухо заскрипел перевернутый стол. Треснул горшок на очаге. Рассыпалась стопка мисок, осколки взлетели до потолка. Зашуршал рис из расколотого ведра.
Красавица вопила, изнемогая, а бес яростно комкал ее тело и толчками врубался в жаркую плоть. Она молила о чем-то. Кипящие укусы жгли ее. Клыки впивались в шею, в груди, в ляжки. Что-то страшное вламывалось все глубже, всасываясь в ее щель и превращаясь в сплошной шершавый ожог. Наконец, под рев, стон и рыки, все было кончено.
Бес еще в возбуждении пометался по хижине, круша остатки посуды, разрывая циновки и тряпки, попадавшие ему под лапы. Раскусывал клыками глиняные плошки, сбивал хвостом со стен коврики. Доломал стол и разбил печь. И постепенно затих, остывая. Стал озираться на погром. Теперь прочь отсюда, пока не появились домовые, которые обозлятся при виде того, что натворил бес в их владениях! Он свое получил – чего тут задерживаться?
Старуха-соседка, слыша грохот, но боясь подойти, увидела, как из хижины вылетело и ушло к полям какое-то плотное облако. Переждав, она перелезла через плетень и поспешила в хижину, где среди риса, зерна, рваных циновок, битой посуды и обломков недвижно лежала молодая соседка. На голом теле – раны и ссадины от когтей. Все тело залито темной зловонной трупной жидкостью, а меж развороченных бедер дрожит кровавая масса.
Старуха, причитая, выбежала во двор. Ее взгляд упал на землю, где остались явные отпечатки четырехпалых стоп, вывернутых назад.
– Дьявол, дьявол! – кинулась она от проклятого места.
А бес блаженствовал под пальмой, привалившись хребтом к узорной коре. Вопли старухи не беспокоили его. О затоптанной молодке он уже не думал. Излив потоки черной спермы, он освободился от груза, скинул тяжесть, стал невесом и теперь, разнежившись, валялся под деревом, не чуя, как сзади его тихо-тихо обступает ватага местных злыдней.
Первым напал птицеголовый гад с толстым шерстистым туловищем. Широким клювом он стукнул беса по затылку и оглушил. Чешуйчатая ведьма впилась ему в крыло, обвив змеиным туловищем. Набросились два демона с рыжими от бешенства глазами, стали колоть рогами и бить копытами. Пока бес пытался разжать гадючьи кольца, в воздухе зареяла крылатая тварь. Она мерзко верещала и длинным хоботом норовила стукнуть беса по башке. Какие-то пакостные существа, похожие на поросят с отрубленными головами, начали тыкаться в него кровавыми обрубками.
Он завопил, заскулил:
– Стой-ой-ой! Я такой-ой, свой-ой! Покой-ой-ой!
Но его никто не понимал и не слушал, а птицеголовый гад взвизгивал, отскакивая после очередного клевка:
– Ты враг! Ты раб! Ты чума! Ты крот! Ты скот!
– От тебя несет монахом! – шипела ведьма-змея.
– Не