Бутик и окрестности. Сергей Роледер
деньги откладывала весь год и билеты доставала за полгода. Но все равно с переплатой. Тридцать лет спустя Туркунов заявился на вокзал пусть и с миллионом, но без брони, связей и наглости. Попробовал прорепетировать фразу «Плачу две цены!» – не получилось. Голос срывался на унизительный фальцет, а «плачу» перешепелявилось в «прошу». Туркунов поднялся в кассовый зал и вздохнул с облегчением – очередей в кассы почти не было. Значит, не было и билетов. Во всяком случае, на Москву и на Черное море. Еще со студенческой юности, когда Туркунов путешествовал в последний раз, он помнил, что на эти два направления билетов не существовало в природе. То есть их нужно было либо доставать через Сан Саныча, либо ехать «по-студенчески» – в тамбуре.
Туркунов просунул нос в окошко и, глядя на железнодорожную кассиршу снизу вверх, как собака из-под забора, с надеждой спросил:
– На Москву билетов нет?
– А куда б они делись? – был ответ.
Через час ошарашенный Туркунов сидел в купейном вагоне. Из багажа у него были только два полиэтиленовых пакета. В одном лежала дюжина слипшихся пирожков с минтаем, в другом миллион на дорогу – или наоборот. Из глаз Туркунова капали слезы.
За окном моросил дождь. Этим дождем родной, постылый Туркунову город маскировал его настроение и прощался с ним. Кто знает, на сколько? Может быть, навсегда! А что удивительного? Туркунов шел на дело. На такое дело, коэффициент смертельной опасности которого зашкаливал за все приключения Джеймса Бонда и мог сравниться разве что с миссией Штирлица в эсэсовском бункере. Туркунов собирался растратить миллион в Москве, причем за короткий срок, пока его не хватились родственники (о том, что его отсутствие может пройти незамеченным в течение двух-трех дней, он не сомневался). И если за спиной Д. Бонда маячила массивная тень разведки Ее Величества, а Штирлиц после вечернего коньяка отбивал телеграмму могучему Алексу, то Туркунову надеяться было не на кого. Он в этой схватке со злом мог рассчитывать только на себя.
Вечер прошел в нервном пережевывании почерствевших пирожков, а также в поиске места для миллиона и полуботинок на резиновой подошве. Соседи попались в целом интеллигентные. Их звали Анатолий, Изабелла Никифоровна и Панкратик. Анатолий был папа, Изабелла Никифоровна – его теща, а Панкратик – их сын и внук лет трех. Он отличался от своих родственников живостью натуры и крайней любознательностью. На время заключения в купе предметом его пытливого интереса стали стоптанные туфли незнакомого дяди и полиэтиленовый пакет, который тот норовил спрятать за спину. Один раз мальчику удалось обмануть взрослого. Пока тот запихивал подальше башмаки с выдернутыми Панкратиком шнурками, малыш проник в сумку и ухватил пачку денег. Еще секунда, и сто тысяч разлетелись бы по вагону. В последний момент Туркунов захлопнул пакет вместе с детской рукой. Панкратик угрожающе зашипел, а Туркунов умоляюще зашептал: «Отпусти, мальчик. Это кака, будет вава».
– Отлынь, злыдень! Тебе чо мужик сказал?! – перевел Анатолий, не отрываясь от газеты «Жизнь криминала».
– Отстаньте