Дэниел Мартин. Джон Фаулз
Дэну познать губительный вкус прелюбодеяния, желание соблазнять, играть ту роль, какую в тот день сыграла Джейн. Нам тогда могло показаться, что она несет в себе доброе начало, как одаряет добром великое, но аморальное искусство, принося в жертву все ради собственного «я»; но мы не знали тогда, что жизнь и искусство не взаимозаменяемы. На самом деле в тот день Дэн не понимал, что происходит, что раз уж его завели в этот тупик, то должны и вывести оттуда.
Они лежали, тесно прижавшись друг к другу, переживая запоздалое потрясение от случившегося, больше похожие на Кандида и Кунигунду{87}, чем на юных интеллектуалов. Потом оба повернулись на спину и лежали бок о бок, держась за руки и уставившись в потолок.
– Что же нам теперь делать? – спросил Дэн.
Джейн сжала его пальцы:
– Ничего.
– Не можем же мы… – Он не закончил.
Помолчав, она сказала:
– Я и правда люблю Энтони. А Нелл любит тебя.
– Но мы же любим друг друга.
Она снова сжала его руку:
– Мы могли бы любить друг друга.
Пальцы их переплелись, и теперь Дэн стиснул ее руку.
– Не можем же мы делать вид, что ничего не случилось.
– Мы должны.
– Но ведь это – ложь. Такая чудовищная…
– Возьмем все это в скобки.
Он молчал. Хотелось взглянуть на нее, но он не мог, мог только разглядывать потолок.
Джейн сказала:
– Это наша тайна. Никто никогда не должен узнать.
– Нельзя всю жизнь сидеть на пороховой бочке.
– Поэтому и надо было ее взорвать. Я ужасно боялась, что Нелл догадается.
Тут Дэн впервые почувствовал, что его просто использовали. Но он забыл о том, что Джейн сказала тогда, на реке, о будущем, которое их ждет, о не такой уж возвышенной реальности, с которой им всем предстоит столкнуться.
– Так нельзя.
И снова – молчание. Потом она сказала:
– Когда мы сюда вернулись, я приняла решение. Что, если захочешь, я лягу с тобой в постель. Но если это случится, я выйду замуж за Энтони… приняв католичество.
Вот теперь он смог посмотреть ей в глаза.
– Да это же просто безумие! – Он с трудом подбирал слова. – С точки зрения католика, ты только что совершила смертный грех.
– Который теперь придется искупать. – Она чуть улыбалась, но смотрела ему прямо в глаза, и он понял, что это вовсе не шутка. – Тебе тоже.
– Всей нашей жизнью?
– Можно мне закурить?
Он приподнялся, достал сигареты, зажег две и одну передал ей. Она села, сбросив простыню, он обнял ее. Джейн прижалась лбом к его щеке.
– Еще я решила не испытывать чувства вины по этому поводу. Никогда.
– Но ты же только что говорила об искуплении.
– Прости. Я понимаю, в этом нет никакой логики. Мне вовсе не стыдно, что я тебя желала. Но было бы стыдно, если бы мы не смогли остановиться. Если бы это желание стало