Давай оставим все как есть. Людмила Волынская
через двадцать ты вообще перестанешь обращать на это внимание.
– Я все еще люблю его.
– Аленький, ты любви-то еще и не знала. Да лучше и не знать, – вздохнула МММ о чем-то своем. – Со временем ты научишься любить себя. Поверь, так происходит со всеми. Надеюсь, ты не стала с ним спорить?
– О чем?..
МММ вздохнула.
– Аленький мой цветочек… Да пусть встречает себе, кого хочет. Главное, не мешай ему. Старайся вообще не замечать. Тогда эта блажь и пройдет быстрее.
Але даже жутковато стало, не так от этих слов, как от тона, красноречиво подтверждающего их правдивость.
– Ты так спокойна,… – поразилась она. – Неужели ты не любила папу?
– Полюбила, на свою голову. А потом всю жизнь мечтала, чтобы он разлюбил меня. Я так устала устраивать нашу жизнь. Устала от неопределенности и постоянного безденежья. Ты же помнишь, как мы жили? Поверь, девочка моя, без любви гораздо проще прожить, чем без денег. До сих пор ты мне верила и все делала правильно. Поверь и сейчас. Не закатывай ему сцен и никуда он от тебя не денется.
Конечно, Аля помнила, как холила и лелеяла ее мама, внушая при этом, что в игре под названием жизнь дочь непременно должна использовать все козыри, которыми так щедро наградила ее природа. Она же и подсказывала, когда и в какой момент их вынимать. Отец тоже был неплохим человеком, это был, пожалуй, единственный его козырь. Отцом же он был никаким. Плененный великой силой искусства, все бытовые проблемы он перекладывал на плечи своей «вдохновительницы», как в шутку частенько называл он жену. В действительности же она была скорее «устроительницей» его жизни, на все лады расхваливая его работы, ища для него заказы, умудряясь на выставках втискивать его творения между работ успешных художников, поддерживая отношения с нужными людьми, позволяющие, в свою очередь, худо-бедно поддерживать мужа на плаву культурной жизни северной столицы. Так как похвастаться особо было нечем, она изо всех сил пыталась окружать его ореолом таинственности, выдавая его за непризнанного гения, осторожно намекая на вечность. Но и эти взгляды, к сожалению, разделить с ней было некому. Окончательно убедившись, что понюхать лавра мужниной славы ей не удастся, она, будучи по натуре человеком деятельным, переключила все старания на дочь. Годами она неустанно хлопотала, где только ни испробовав способности дочери. И к началу ее совершеннолетия получилось, как у Пушкина – «все мы учились понемногу чему-нибудь и как-нибудь». Но вместе с тем Аля не могла не признать, что и неплохо получилось. Красивой осанкой и походкой, возможностью выдать при случае что-нибудь эдакое на фортепиано или зажечь в экстравагантном танце, неплохими познаниями в живописи и сносной игрой в теннис она была обязана именно маминой заботе и терпению. Немного погодя мама объяснила ей, что она должна использовать выгоду не столько от приобретенных знаний, сколько от заведенных когда-то с детской непосредственностью знакомств. Как? С такой же ни к чему не обязывающей непосредственностью поддерживать их.