Полутона. Сарина Боуэн
на парковке четыре года, пока Хейз вырастет и сможет получить права. В бардачке Хейз хранит записку, которую оставил ему отец. В ней написано: «Хазарио, это не твоя вина. Не позволяй никому говорить иначе. Папа».
Разменный автомат проглатывает первый доллар, что я засунула, не отдавая ничего взамен. Я нажимаю большим пальцем на кнопку отмены, безрезультатно. Таращусь на автомат целую минуту, раздумывая, будет ли глупостью засунуть еще доллар. Не имея других вариантов, пытаюсь снова. Четыре четвертака выпадают на железный поддон.
Пока крутятся наши стиральные и сушильные машины, мы с Хейзом ждем на пластиковых стульях. Учебник по математике открыт у меня на коленях, но концентрация утеряна. С тех самых пор, как мама попала в больницу три недели назад, каждая минута каждого дня требовала два доллара за четыре четвертака.
– Было бы неплохо пойти сейчас поплавать, – говорит Хейз, когда наши вещи наконец высушены и уложены. – Не хочешь пробраться в «Шератон»? У меня карточка от него в машине.
– У меня нет купальника.
– Где он?
– Дома.
Он переключает рычаг передачи, разворачивается прямо на парковке прачечной и едет в сторону наших домов.
Я не была на этих улицах ни разу за последние десять дней. Гляжу, как проносятся мимо низкие крыши и газоны с высохшей травой, наблюдать за ними так же легко, как дышать. Но когда Хейз останавливается прямо у моего дома, я могу смотреть на здание лишь невидящим взглядом.
– У тебя ведь есть ключи?
Я достаю их, затем смотрю на маленький зеленый дом, который моя мама называла «чуть лучше, чем трейлер». Окна и двери наглухо заперты, словно могила. Рекламные листовки валяются на веранде, а почтовый ящик оклеен желтым скотчем.
У меня начинает саднить горло. Остатки моей жизни ждут внутри. На двух крючках в кухне по-прежнему висят наши любимые кружки. Я могу перейти улицу и зайти внутрь. Но я буду ждать знакомый голос, который раздастся из кухни: «Привет, детка».
А он не раздастся.
– Давай не пойдем плавать, – шепчу я, отворачиваясь от окна. – Я не хочу.
Взгляд Хейза смягчается. Он протягивает руку и кладет мне на плечо.
– Иди сюда.
Позволяю притянуть меня к себе. Утыкаюсь носом в его горячую шею, и он гладит меня по спине. Я приникаю к нему, его твердая осанка поддерживает меня, прячет меня от всего, что идет неправильно.
Хейз целует меня в висок.
– Хочешь, я зайду и возьму твой купальник?
– Хорошо, я не смогу это сделать.
Он берет ключи из моей руки.
– Где он?
Я сажусь прямо.
– Верхний ящик комода.
– Скоро буду.
Бассейн в «Шератоне» просто огромный, и я заскакиваю в один из туалетов, чтобы переодеться. Хейз притащил мне бикини. Конечно, что еще он мог выбрать.
– Номер 305. – Хейз машет ключом-карточкой перед скучающим парнем, который протягивает нам два полотенца.
– Так-то лучше, – говорит Хейз, бросая полотенца и карточку на лежак. Я кладу свои вещи под стоящий рядом стул и иду