Осталось жить, чтоб вспоминать. Ольга Григорьевна САТОСОВА
не затрагивали.
В тот вечер у нас дома было непривычно тихо и как-то пусто, никто ни с кем не разговаривал. Скорее всего, отец передал матери наш с ним безрадостный разговор, и та, как и отец, пребывала в шоке и в некотором замешательстве, которое выразилось в том, что она внезапно прекратила свои приготовления на кухне на завтра по случаю нашего семейного торжества.
Каждый занимался своим делом, и это "своё дело" заключалось в молчаливом сидении или лежании на диване с потухшим взором и с мрачными мыслями в голове (это было положение отца), или в стоянии у окна в спальне и рассматривании едва видимых на море кораблей, глиссеров и катеров – этим занималась я.
Мать тоже молча стояла у окна на кухне, бездумно и бесцельно рассматривая на противоположном склоне холма деревья, сады и дома, разбросанные в каком-то своём порядке, не понятном как для архитектора, так и для простого обывателя, не обременённого какими-то особыми знаниями в области градостроения.
Не знаю, уж когда, но мама всё же приготовила и шашлыки и наши любимые пирожки с картошкой. Видно, в своём созерцании кораблей на синей глади моря я так глубоко ушла в свои мрачные мысли, что не видела и не слышала, что у нас творилось и создавалось из продуктов на кухне.
Последовавшая за этим ночь тоже была неспокойной.
Когда я приезжала домой на каникулы, то всегда спала на диване на нашей застеклённой лоджии, оборудованной отцом под нормальную комнату.
На лоджии стояли кроме дивана 2 стула и бабушкина немецкая ножная швейная машинка "Зингер", которой в обед исполнилось бы 100 лет, но она выглядела, как новенькая, и ещё здорово работала – "строчила", как пулемёт "максим".
У нас была 2-х комнатная квартира, состоящая из 2-х смежных комнат. Мою лоджию от родительской спальной комнаты отделяла как раз смежная комната, которая у нас считалась гостиной, и в которой мы принимали своих гостей, в основном, папиных друзей, семью Пеговых из Кудепсты.
Я почти всю ночь не спала, меня обуревали разные мысли – и хорошие, и плохие, и очень плохие. Как я ни старалась заснуть, сон ко мне не шёл…
Не только мне не спалось в ту ночь – несколько раз я слышала, как отец выходил из спальной комнаты и шёл на кухню, потом я слышала звук открываемых им пластиковых пузырьков с лекарствами от сердца. Я поняла, что от нашего с ним вечернего нелицеприятного разговора у отца снова начались проблемы с сердцем – аритмия. Ему исполнилось только 54 года 20 дней тому назад. Первое января в нашей семье был всегда двойным праздником.
Хоть мой отец и был относительно ещё молодым мужчиной, но война и серьёзные ранения на войне, а затем послевоенная жизнь, такая же нелёгкая, как и у всех людей нашей страны, семейные неурядицы и развод в конечном итоге – не лучшие предпосылки и условия для сохранения здоровья и крепкого сердца, познавшего аритмию, тахикардию и прочие сердечные недуги.
Когда отец во 2-й и 3-й раз просыпался (а возможно, он, как и я, в ту ночь тоже не спал) и шёл на кухню, я уже слышала другой звук открываемых и доставаемых лекарств – это были таблетки от давления,