Персидский джид. Далия Трускиновская
в кромешном мраке, он бы объяснить не смог.
– Ну, побьют нас! – с непонятным злорадством продолжал перепуганный Мирон. – Радуйся, коли кутние зубы уцелеют! А с передними прощайся!..
И тут Стенька промолчал.
– Что бы мне подьячему пирогом поклониться? Знал же – кто с тобой, с дураком, свяжется, тот непременно в беду влипнет! Весь приказ знает!.. Как же я оплошал-то? Пирогом бы поклонился – он бы со мной кого другого послал!..
– Не причитай, Мироша, – наконец вымолвил Стенька. – Мы мешки-то куда побросали?
– На что тебе мешки?
– Солому зажечь.
– Чем тебе солому зажечь? У тебя что, огниво припасено?
– У меня – нет, а у тебя припасено, – уверенно сообщил Стенька.
– Господи Иисусе! – Стенька не видел, как Мирон в темноте крестится, но это было единственное, чем следовало сопровождать такие слова. – Не брал я огнива!
– Ты в суму загляни, – посоветовал Стенька.
Суму Мирон с себя не снимал, с ней и спать лег, пусть дворня думает – там у богомольцев ценное имущество. И точно – в ней топорщилось что-то, оставшееся с тех дней, когда он выслеживал изготовителей воровских денег. Мирон полез туда, пошарил, отыскал засохший ломоть хлеба, отыскал деревянную обгрызенную ложку, которую с трудом опознал на ощупь, накололся на костяной гребень, в котором половины зубцов не хватало, и наконец добыл завернутые в тряпицу кремень и кресало.
– А ты почем знал?… – изумившись, спросил он.
– Да не знал я… Просто – вся надежда на это была, – признался Стенька.
Опустившись на корточки, он пошарил вокруг, добыл мешок, скрутил соломенный жгут, а Мирон уронил на него выбитые искры раз и другой, причем ветхая тряпица послужила заместо трута.
– Бочек-то! – воскликнул Стенька. И торопливо пошел в них заглядывать. Мирон светил ему, для чего-то поднимая руку повыше и даже привставая на цыпочки.
– Поди ж ты… – удивлялся ярыжка. – Кто ж знал, что у меня в суме весь богомольный припас сохраняется?…
– Сам ты и знал, – Стенька едва ль не нырнул в бочку, убедился в ее пустоте и прошептал озадаченно: – Эта, что ли?
Ощущавший некоторую вину Мирон качнул бочку за край и слегка переместил. Стенька пошарил у ее основания.
– Крути еще жгут, – велел Мирон, – не то руку сожгу.
Бочка оказалась та самая, вот только лаз был доподлинной норой – вел не вниз, а вбок. Выглядел он таким узким, что непонятно, как Стенькиным плечам да Миронову брюху туда протиснуться.
– Вот незадача… – пробормотал Стенька. – Залезть-то залезем – а как бочку за собой задвинем?
– Веревка нужна, – сообразил Мирон. – Обхватим ее веревкой да за собой и потянем! Потом один конец отпустим, веревку втянем…
– Умный! Где тут тебе веревка?!
– А мешок?
Надрезав засапожником, они быстро распустили один из мешков на полосы, связали их – и Стенька, заткнув полы подрясника за пояс, первым пополз непонятно куда. Ползти оказалось не страшно – вот только локтям места было мало. Да и