Зеленый мост. Бесплатные сказки дорого стоят. Ольга Апреликова
болеет, – вздохнула Мишка. – Пошли в библиотеку, погреемся, книжки полистаем. А там и они позвонят. Наверно. Пока не позвонят, не пойдем домой.
3.
Через три недели снежная зима так и не наступила, и дни стояли серые, тусклые. Календарь уперся в февраль, и ни с места, заглох. Мама забрала Митьку и ушла жить к бабушке, потому что той требовался постоянный уход, а с Митькой маме было проще, только в садик утром отвести, вечером забрать. Мишка и Катька пока остались жить с отцом, который почти не появлялся дома – но он и раньше часто уезжал в командировки, то в Петрозаводск, то в Новгород, то вообще куда-то за Москву. Мама прибегала раза два в неделю, варила суп и жарила котлеты, а макароны или гречку Мишка к котлетам на ужин варила сама. Утром – яичница, и проследить, чтоб полусонная Катька все доела, а обедали они в школе бесплатно, потому что многодетная семья. Еда там была так себе, но все же еда, и между пятым и шестым уроками они встречались в столовке, садились напротив и съедали все, даже кислотный рассольник по средам, потому что есть-то хочется и расти надо, как убеждала Мишка Катьку. Потом Мишка шла на шестой урок, а Катька или на какое-нибудь ИЗО, или на тестопластику, или в школьную библиотеку в чем-нибудь помогать библиотекарше – а на самом деле вымогать внимание у чужого взрослого человека. Впрочем, за тем же самым она ходила и на все кружки – чтобы ей говорили: «Катенька, какая ты молодец, вы только посмотрите, какая Катенька талантливая» и гладили по головке. Мишка только одно ей велела:
– Никому не смей рассказывать, что мы одни почти живем! Вот ни единой душе, ни класснушке, ни подружке! Ни слова! А то заберут в кризисный центр какой-нибудь, в приют для беспризорников, а там дети всякие-всякие, они тебя бить будут за то, что ты домашняя и мама с папой есть!
– Да их все равно что нету!
– Есть. Никуда не денутся. Это они друг друга могут в своей жизни отменить, нас-то не отменят. Наверно. И потом, мы что с тобой, плохо живем?
– Хорошо. Как мышки-норушки, – кивала Катька, слабо улыбаясь.
И правда они жили как мышки-норушки, тихо, не ссорясь. Иногда было одиноко и страшновато, особенно ночью: казалось порой, что кто-то черный и чужой неслышно ходит в темноте пустой комнаты родителей. Мишка туда и днем старалась не заходить – что смотреть на пустоту? Но вообще без родителей в квартире было хорошо, тихо, только ю-туб бормотал и бормотал Мишке, растолковывая уроки, а Катька, сделав домашку, или рисовала, или сидела в телефоне, или тихонько смотрела телевизор в пустой комнате родителей – она пустоты не боялась. Такая самостоятельная жизнь словно вернула их в домитькины времена, когда их было только две сестрички, старшая и младшая, и Мишке нравилось водить ковыляющую Катьку за руку и чувствовать себя большой. Сейчас Катька снова сделалась ручная и признавала Мишкин авторитет:
– Мишка, как же мы дальше жить будем?
– Нормально будем жить. Катя, слушай. Маме тошно и тяжело.