Меч на ладонях. Андрей Муравьев
плюнул, снял кожух и надел кольчугу поверх гимнастерки. Подпоясался мечом, проверил, легко ли тот достается из ножен, надел шлем. Только после этого он ответил Косте:
– Не знаю, как ты, фотограф, а я тут никого ждать не буду. Пока мы энтого щупать будем да разбираться, нас здесь прихлопнут и имени не спросят. Далеко от линии фронта меня унести не успели бы, так что… А ты как, товарищ Улугбек, здесь посидишь или со мной к свету пробиваться пойдешь?
Сомохов не думал долго.
– Если тут казака допрашивали, то это, наверное, Горовой. Значит, и студенты где-то тут, связанные. Сюда бы жандармов… Без своих я отсюда не уйду. – Он осмотрелся и поднял кинжал, которым стражник пробовал зарезать Малышева.
Захар поднялся:
– Ну, не пеняйте, лихом не поминайте. – Красноармеец шагнул к двери. – Пойду я. Может, и свидимся еще.
Малышев и Сомохов проводили его взглядами. После секундной заминки первым заговорил Костя:
– Улугбек… Карлович. Найти друзей – дело важное и нужное. Но думаю, если уж есть возможность узнать, где мы, надо бы местных расспросить.
Как будто услышав эту фразу, связанный стражник заворочался.
Сомохов кивнул и присел к «языку». Повернув к свету, ученый слегка встряхнул его и, как только тот открыл глаза, спросил, где они находятся. Стражник отрицательно помотал головой, показывая, что язык ему незнаком. Археолог задал еще один вопрос на неизвестном Косте языке.
Убедившись, что связанный также его не понимает, Сомохов еще раз повторил вопрос. Связанный снова замычал. Улугбек задал вопрос на другом языке, затем на третьем. В четвертый раз вопрос был произнесен на немецком, который Малышев слегка знал. В глазах стражника появились огоньки понимания, он даже попробовал что-то промычать в ответ. Костя, молча наблюдавший за допросом пленного, выдернул кляп. Чтобы в мозгу связанного не появилась мысль позвать на помощь, Малышев приставил кинжал к его горлу.
Связанный говорил долго. Хриплые вначале, к концу монолога фразы его обрели четкость. Когда Малышеву показалось, что тон становится уж очень эмоциональным, Костя поплотней прижал к горлу кинжал, и пленник замолк.
– Ну, что он говорит?
– Говорит, плохо нам будет. Хотел подарить нам смерть легкую, милосердную, а получим долгую, страшную. Сами о смерти просить будем, а он нас ломтями стругать будет да какому-то Орьху скармливать. Много сквернословий, некоторые непонятны. Старонемецкий с вкраплениями норманнских диалектов и финского. Интересно.
Костя внимательно рассмотрел связанного. Невысокий, но гармонично сложенный, с выступающим подбородком, вытянутые мочки ушей и миндалевидный разрез больших глаз. Чуть смуглая кожа с оливковым оттенком матово блестела в лучах солнца. Стражник ворочался и, судя по всему, сквернословил. Сомохов автоматически продолжал вполголоса переводить:
– Говорит, на дни вокруг только они кругом. Не уйдем никуда. Сами о смерти молить… Ну, это он уже заговаривается.
Малышев пнул связанного, тот притих и, помолчав, продолжил монолог, но уже более