Оазис человечности. Роман-притча. Марк Веро
не услышать шепот его сердца, звучащий лишь для нее одной, дыхание, что насыщает воздух тем заметным ароматом, от которого можно прийти к безумию так же легко, как попасть в немилость к императору по пустяковому доносу, лишиться самой сущности, с радостью отдав все на алтарь любви? Столь нежное создание просто не могло не быть дочерью богини – Квинт в этом был целиком убежден.
– Аврора… Аврора, – шепотом произнес он, и та сила и выразительность, которая звучала в его голосе всего несколько минут назад, вмиг пропала. Он словно боялся потушить неосторожным дыханием свечу в лампаде, что освещала комнату, бросая на все неестественные причудливые фантомы. – Это мое горе, которое никогда не станет моей радостью, и я никогда не смогу узнать заветного чувства. Это мое горе, которое никогда не пройдет, которое будет жить во мне скорбящей тенью, делая светлое темным, радостное – печальным, верное – безнадежным. Это моя безудержная скорбь – о том, что могло бы быть, но чего никогда не произойдет. И чем скорее я приму это как данность – тем быстрей должно пройти это мое страдание. Я постоянно уверяю себя в этом, но эти уверения – лишь бесплодные попытки убедиться в том, что сказка не может стать жизнью. Это моя судьба. Это моя воля!
Квинт казался безутешным, настолько его горе было нескрываемым и живым. Видно было, как кровоточит его сердце от этого.
– Но воля ж человека способна победить все, если дело касается отчаянных шагов и поступков!
– Воля всецело зависит от него самого: самый безвольный человек может иногда в своей жизни проявить высочайшие качества характера, которые ему не свойственны среди будней. Но порой наступают времена, когда мир вдруг меняется, меняемся и мы сами, становясь пусть на минуту, пусть на час теми, кем могли бы быть. Все мы сами выбираем себе жизненную дорогу и то, что будет на ней лежать: удивление и восторг или печаль и тяготы, – голос Квинта постепенно затухал, будто уходя под толщу земли, стихал, стихал и… стих.
Что-то происходило в нем самом: было видно, что внутри него велась ожесточенная борьба и его речь, вырвавшись из груди, приоткрыла занавесь этой битвы:
– Как нелегко подчас и нестерпимо хранить все время это самообладание, будучи не в силах ощутить свободу своих чувств. Бесполезно взывать к своему сердцу – оно мне давно уж не принадлежит, но разумом постичь мне не дано, когда же стало так светло, но, право, свет несет с собою не только чашу радости… покоя требую поныне. Но, видно, пропадет в могиле то чувство смелое к тебе, однажды зародилось что во мне. Не знал я сам, что так печально возникнет на пути отчаянье и вкупе с радостью любви, величия и торжества божественной прекраснейшей поры, что ни говори, а в это время мы идем по той же тропе, где боги шли, пришло ко мне страдание и ураган в крови. Всему причиной чувства задорные искры, лишили что меня той мглы, в которой прозябало, суетно дыша, все существо мое… Тобою пленено сполна – уже два