Смертная тоска по нелюбимой женщине. Рассказы и были. Виктор Иванович Песиголовец
зарыдала.
Начала кричать и Вера Павловна.
Утихомирились они только через час. Танька, так ничего и не поев, отправилась спать в свою большую спальню, которую занимала еще со времен своего неудачного замужества. А Вера Павловна зашла в комнату к мужу – с тарелкой супа и ломтем белого хлеба.
Рано утром Аркадий Сергеевич пришел в себя от истошного крика. Танька что-то горячо доказывала матери, ругалась.
– Почему, почему бы мне ни выпить с хорошими людьми? – орала дочка. – Что мне еще делать? Личной жизни у меня нет, работа дерьмовая, дома гнетущая обстановка, вечная вонь, отец – полуидиот, с которым и поговорить-то нельзя. В гости из-за него никого не позовешь!
– Заткнись! Сейчас же заткнись, мерзавка! – кричала ей в ответ Вера Павловна.
Такие скандалы в последнее время в доме были обычным явлением. С тех пор, как удалось избавиться от Вадима, Танька, словно с цепи сорвалась. Сколько же это будет продолжаться?
Господи, такой милый, такой послушный ребенок, каким росла Татьяна, теперь превратился в бесцеремонную, наглую, вульгарную и недалекую дамочку? Как же это могло произойти? Когда же они с Верой Павловной ее проглядели?
Аркадий Сергеевич вдруг с ясностью вспомнил тот день, когда стал отцом. Это был такой праздник! Целый день Путинцев угощал коллег шампанским и конфетами, носился по школе, как на крыльях…
Перед уходом на работу в комнату зашла Вера Павловна.
– Ну, Аркаша, ты тут крепись. Еда на столе в кухне. Обязательно поешь, слышишь?
А Танька не зашла… Хотя разве она раньше заходила? Да уж…
После обеда в квартире Путинцевых раздался звонок. Аркадий Сергеевич еле доковылял до входной двери, отпер, не спрашивая, кто там. Да и не мог спросить – его нечленораздельную речь понимали только супруга, Ольга Прокофьевна да еще Игорь Кириллович.
На пороге стоял сосед Толик. Он принес две пачки сигарет.
– Привет, Сергеич! – сосед был явно не трезв. – Сегодня у меня отгул. Дай, думаю, зайду, навещу болящего.
В кухне Толик поставил на стол початую бутылку водки.
– Может, примешь, Сергеич? – предложил он. – Авось, полегчает.
Путинцев отрицательно покачал головой.
– Да ты че, боишься? Зря! Пей! Уверяю, тебе это не повредит. А вообще, как хочешь. Дай-ка стакан!
Толик сидел целый час. Вылакав всю водку, он без умолку болтал о политике, о погоде, о ценах на харчи и о кознях своей «безмозглой» супруги Ларисы. А потом, заглянув в глаза, Путинцеву, заявил:
– Все они, Сергеич, эти бабы – мрази! Вон хоть бы и твоя Верка. Ты тута парализованный, а она…
Аркадий Сергеевич вскинул вверх свою действующую руку. Этот жест, видимо, означал удивление или даже возмущение. Но сосед не обратил на него никакого внимания. Продолжил:
– Да ты, Сергеич, ничего не знаешь! А мне Лариска все рассказала, она же вместе с твоей в интернате