Киевский котёл. Татьяна Беспалова
ты, командир? – нашептывал где-то неподалеку Салко. – Решился? Нет? Тогда я сам…
Опираясь на левую, свободную руку, я приподнялся. В тесноте танковой башни дуло моего пистолета неминуемо упрется в шею Салко… И тут произошло самое страшное. С диким воем мой товарищ бросился прочь из танка. Он так активно работал ногами и загребал руками, что я, отброшенный на сидение наводчика – мое штатное место в танке, – едва не потерял сознание от ужасной боли. Боль накатывала волна за волной, пронзая все мое тело от крестца до макушки. Я не мог идентифицировать ее источник, но мог вопить и рычать, как терзаемый волками вепрь. Однако мой рык увязал в ватной глухоте, отчего собственный голос казался мне слабым мычанием новорожденного телка. Краем истерзанного сознания я понимал: Салко теперь должен находиться снаружи танка, и противник видит его, но я все еще не слышал выстрелов. Или не мог их слышать. Боль усиливалась, сознание мое мутилось. Я готовился к смерти. Наверное, уже скоро… Вероятно, прямо сейчас!.. И, возможно, она принесет облегчение…
Удар снаряда в броню заставил танк содрогнуться. Меня бросило в сторону. За первым ударом последовали другие. Через открытый люк в танк проникал пороховой дым. Что-то жалило и язвило меня, бросало и мяло. Меня будто варили в крутом кипятке. Вода вокруг меня вскипала и пузырилась, норовя вытолкнуть на поверхность. В умирающем мозгу вертелась единственная здравая, на мой взгляд, мысль: я должен что-то предпринять, ведь я командир Красной армии, не цыпленок, которого заживо ощипали и сунули в чан с кипятком. Каким-то чудом пистолет все еще оставался в моей руке. Я видел его черное, извергающее яркие вспышки тело прямо перед собой. Это я нажимал на курок и стрелял не наобум. Я целился в собственную смерть и верил, что сумею победить ее. Я хочу жить! Я буду жить!
Глава 2
– Ще не вмер, но помираешь. – В голосе женщины слышалась обидная торжественность.
Кто бы мог подумать подобное, предположить, нафантазировать, наконец! Галюся – свидетель моих последних минут. Галя Винниченко, Галина Кирилловна.
Галюсей называл ее мой отец. Я несколько раз слышал это и не хотел верить собственным ушам. Мой отец крепко дружил с этой женщиной. Более крепко, чем может позволить себе хороший партиец, муж, отец и дедушка. Откуда же она взялась? Может быть, она всего лишь одно из видений бреда? Видение о чем-то разговаривает со мной, значит, я должен что-то отвечать, хотя бы из соображений вежливости.
– Думаю, я уже мертв, – проговорил я.
– Та нет еще. Но может, и скоро помрешь, – с этими словами она поднесла к моим губам плошку.
Вода пахла тиной и затхлостью, но жажда оказалась сильнее брезгливости, и я выпил все до капли.
– Не боись, вода кипяченая, – заверила меня женщина. – Сама кипятила. Сама остудила.
– Такая забота… Спасибо!
Она куда-то исчезла, а я попытался оглядеться. Повернулся на бок, но страшная боль и еще более сокрушительная слабость заставили меня замереть. Я ворочал глазами, и глазные яблоки мои оказались так тяжелы, словно