В поисках утраченного времени. Книга 5. Пленница. Марсель Пруст

В поисках утраченного времени. Книга 5. Пленница

я заставал ее в китайском желто-красном халате, я смотрел на нее как на пылающий закат; эти туалеты представляли собой не декорацию, которую мы вольны изменить, но реальность, поэтическую данность, реальность времени дня, особый свет определенного часа.

Из всех платьев и халатов, которые носила герцогиня Германтская, казалось, в наибольшей степени отвечали своей задаче, заключали в себе особый смысл платья, которые Фортюни[12] шил по древним рисункам Венеции. То ли их связь с историей, то ли, вернее, их неповторимость, их единственность придает позе женщины, ожидающей вас в таком платье, разговаривающей с вами, необыкновенную значительность, как если бы этот костюм являл собою плод долгого размышления или как если бы этот разговор выделялся из текущей жизни, как сцена из романа. В романах Бальзака[13], принимая посетителя, надевают туалеты с заранее обдуманным намерением. Нынешние туалеты не отличаются характерностью, за исключением платьев Фортюни. Ничего расплывчатого не должно быть в описании романиста, потому что это платье людей, существующих на самом деле, потому что малейшие подробности должны быть так же натурально изображены, как в произведении искусства. Прежде чем нарядиться, дама делает выбор между одним и другим платьем, не почти похожими, но глубоко своеобразными, которые можно было бы назвать по имени.

Но платье не мешало мне думать о самой даме. Герцогиня Германтская была мне симпатичней, чем в то время, когда я еще любил ее. Ожидая от нее меньшего, замечая, что и она не собирается идти дальше, я с почти бесцеремонным спокойствием, какое приходит, когда мужчина с женщиной остаются вдвоем, поставив ноги на каминную подставку, слушал ее так, будто читал книгу, написанную на старинном языке. Во мне было достаточно свободомыслия, чтобы ощутить в том, что она говорила, французское изящество в таком чистом виде, в каком его уже не встретишь ни в современной устной, ни в письменной речи. Я слушал ее речь, как слушают народную песню, полную чисто французской прелести; я понимал, почему она посмеивалась над Метерлинком (которого она теперь обожала по нестойкости женского ума, чувствительного к запоздалым лучам литературной моды), как понимал, почему Мериме посмеивался над Бодлером[14], Стендаль над Бальзаком[15], Поль-Луи Курье над Виктором Гюго[16], Мейлак над Малларме[17]. Я отлично понимал, что насмешник издевается над чем-то совершенно определенным и что язык у него чище. Герцогиня Германтская говорила почти таким же обворожительным языком, как мать Сен-Лу. Не у теперешних унылых эпигонов, которые говорят «фактически» (вместо «в действительности»), «незаурядный» (вместо «редкостный»), «удивленный» (вместо «оцепеневший) и т. д., и т. д., можно найти старинный язык и верное произношение, но разговаривая с герцогиней Германтской или с Франсуазой; Франсуаза, когда мне было всего пять лет, научила меня говорить не Тарн, а Тар, не Беарн, а Беар.

Скачать книгу

12

Фортюни-и-Мадразо (Фортуни-и-Мадрасо), Мариано (1871–1949) – испанский художник, большую часть жизни провел в Венеции, где снискал славу как декоратор. В 1907 г. открыл в Венеции фабрику по производству дорогих тканей и ковров. Для росписи своих тканей использовал мотивы картин Карпаччо, Тициана и Беллини. В его платьях, весьма далеких от современной моды, выражалось, с одной стороны, стремление к естественности, с другой – вкус к античной традиции.

13

В романах Бальзака… – Здесь имеется в виду уже упоминавшийся Прустом роман Бальзака «Тайны принцессы де Кадиньян», о котором де Шарлю говорил в присутствии Альбертины в романе «Содом и Гоморра».

14

…Мериме посмеивался над Бодлером… – Имеется в виду неприятие Мериме поэзии Бодлера, выраженное, в частности, в переписке литератора. Тем не менее Мериме, дурно отзываясь о «Цветах зла», выступил в защиту поэта в ходе преследования его за скандальную книгу. Бодлер, со своей стороны, считал Мериме «не только знаменитым литератором, но единственным человеком, представляющим в Сенате литературу».

15

…Стендаль над Бальзаком… – Отношения между писателями были отмечены скорее взаимной симпатией. Откликаясь на получение посланной ему Стендалем «Пармской обители», автор «Человеческой комедии» писал, что это «великая и прекрасная книга». Стендаль в одном из писем того времени называл себя «восторженным поклонником и другом» Бальзака.

16

…Поль-Луи Курье над Виктором Гюго… – Французский писатель Поль-Луи Курье (1772–1825), выступавший с резкими памфлетами против Реставрации, имел возможность судить лишь о раннем творчестве Гюго, который считался официальным поэтом в период правления Карла X (1824–1830).

17

…Мейлак над Малларме. – Возможно, имеется в виду ироничное отношение весьма популярного драматурга к сдержанной рецензии Малларме на комедию Мейлака и Галеви «Простушка» (1874).