Ивана Купала. Евгения Маляр
та ни на минуту бы не задумалась, что в этом может быть что-то криминальное. Старушка любила кота как ребёнка, кормила лучшими консервами, позволяла делать, что угодно, и безоговорочно верила, что он защищает её от дурного.
Для полноты картины остаётся добавить, что звали это упитанное рыжее существо Фёдором. К счастью, Любовь Васильевна никогда не утверждала (как минимум вслух), что кот являлся реинкарнацией её почившего супруга.
И всё же в какой мере она была права – кот встречал редких гостей преимущественно шипением и когтями. Даже племянник Любови Васильевны был для него кем-то средним между потенциальным вредителем и лютым врагом. Поэтому, когда тот узнал от тётки о «хорошей девочке, которую Федька признал», немедленно связался с Кирой и уговорил на дополнительные услуги по присмотру за старушкой.
– Ты, Кирочка, лучше предохраняйся. Не знаю, как у вас сейчас у молодёжи с этим, но ты девочка умная, будь аккуратней.
– Любовь Васильевна, у меня дочке уже 10 лет.
– Ах да, деточка, я и забыла. Совсем старая стала. Кирочка, ты не видела, где билет в Станиславского? Тут в вазочке лежал вроде…
– В серванте на верхней полке, Любовь Васильевна.
– Точно. Это собес даёт. Мы с соседкой договорились поехать вместе. Далековато, конечно, но она помоложе меня… Может, и Витя подвезёт, не знаю, не ответил пока. Он занятой совсем, не до тётки ему.
Кира проигнорировала тонкий намёк и не предложила свою помощь. На вечерние прогулки по театрам времени у неё точно не было.
– Знаешь, я думала, умру. Еле добрела до дома. Федя на смене был. Иду, а кровь течёт. А в больницу нельзя. Посадить могли. Три дня в горячке пролежала, гноем исходила, а врача не звала. Думала, пусть лучше умру, но Федю не подведу. Ничего, выкарабкалась. Крепкая была. В деревне родилась, войну ребёнком прошла, а тут ерунду пережить – пережила, конечно. Детей, правда, больше не заимела, но мы с Фёдором и не хотели. Некуда нам детей. Федька, иди сюда, кыс-кыс-кыс…
Кот с трудом прыгнул к хозяйке на кровать и, выбрав наиболее комфортную позу, замурлыкал от удовольствия. Любовь Васильевна задремала. Кира вымыла начисто полы, разобрала стираные вещи блокадницы, собрала мусор в мешок. Уже в коридоре, надев кроссовки и пуховик, она задержалась.
– Фёдор, – тихо позвала она.
Из комнаты послышалось шевеление, кот грузно спрыгнул с кровати и вальяжно вышел в коридор. Кира пристально посмотрела в его жёлтые глаза.
– Дорогой мой, слушай внимательно. Я устала убирать за тобой. У тебя есть лоток – туда и ходи. Ты меня понял?
Кошара недоверчиво замер.
– Я вижу, ты меня понял. Не вынуждай.
Фёдор вышел из оцепенения и настойчиво потёрся о дверь туалета.
– Она закрывает? – переспросила Кира, имея в виду хозяйку, открыла старую дверь, помудрила с верхней петлёй и, убедившись, что дверное полотно теперь не до конца входит в дверной проём, повернулась к коту.
– Теперь