Пармские фиалки. Ричард Брук
виде ему куда больше подходило прозвище Фиалочка, чем Розочка.
– Как же вы меня заебали! – так же громко заорал в ответ Эрнест – Деньги, деньги, ДЕНЬГИ!.. Если я тебе что должен, с меня и спрашивай, хочешь, подай в суд, прямо сейчас, давай! Мне абсолютно по хрену, если к тем пятистам тысячам, что я уже должен моим кредиторам, прибавится еще пара миллионов! И нечего устраивать мне тут семейные сцены, ты мне не жена!..
Слова Роже насчет возможной травмы или гибели Жана, конечно же, были брошены в сердцах, но живое воображение Эрнеста уже нарисовало ему и Торнадо, прибежавшего с пустым седлом, и машину «Скорой помощи», и белые двери с надписью «реанимация», и крупный траурный заголовок на первой странице «Котидьен» или «Франс суар» – «Трагическая смерть Жана Марэ»… Придя в ужас от этих картин, он уже десять раз мысленно согласился с Роже в каждом слове, и сотню раз проклял себя – и только энергия скандала удерживала его от обморока… или немедленного побега в конюшню, чтобы самому вскочить на Арлекина и ринуться по следам любовника, кому он так неосторожно позволил сесть на норовистого Торнадо, хоть и поработавшего в манеже с берейтором Розавиля, но не имевшего опыта участия в трюковых съемках…
Вполуха слушая, что там еще вопит Пикар и какими грозит карами, Верней отмахнулся от него, как от назойливой мухи, и повернулся в сторону въездных ворот, раздумывая как лучше поступить.
– Мсье Верней, доброе утро. – раздался вдруг за его спиной знакомый бархатистый голос доктора Шаффхаузена.
– Просветите меня, здесь всегда так шумно обсуждают рабочие моменты? Я решил, что вы с тем мсье сейчас похватаете шпаги или дуэльные пистолеты, и продолжите выяснять отношения с их помощью…
– Доброе утро, профессор, – Эрнест, насколько смог, взял себя в руки и вежливо улыбнулся. – Да, процесс работы над фильмом тихим не назовешь, особенно натурные съемки… надеюсь, мы с Роже не разбудили вас раньше времени своими воплями? Вы хорошо отдохнули?
– Благодарю, я замечательно выспался. – не покривив душой, ответил Эмиль. После лавровишневых капель в тройной дозе он и правда спал, как младенец.
– А вы? Простите, если вмешиваюсь не в свое дело, но у меня, глядя на вас, складывается впечатление, что вы вообще не спали… Охотились всю ночь с вашей совой? – он не спеша раскрыл свой золотой портсигар, и, прежде чем взять ароматную сигарету для себя, предложил молодому человеку:
– Угощайтесь, прошу вас.
– О… нет, спасибо, профессор.
– Что так? Решили отказаться от никотина или снизить дозу?
– Я скорее от воздуха откажусь, месье, чем от никотина, – улыбнулся Эрнест и, сунув руку в карман широких холщовых штанов, подпоясанных широким кожаным поясом, вытащил пачку «Галуаз». – Вы же знаете, что я бывший торчок… но я действительно не спал и, самое главное, еще ничего не ел. Со… со вчерашнего дня. Если закурю, боюсь, обморок мне гарантирован, а я не фрейлина Марии-Антуанетты,