Выход А. Евгения Батурина
что произошло в вашей с Майей семье? – Юра изобразил сарказм.
– Я развожусь с мужем, а Майя выходит замуж.
– Э-э… мы говорим об одном человеке?
– Почему же, о четверых.
В Юриной роботизированной голове что-то не складывалось. Он молчал. А не надо было закрывать Бук, разозлилась я.
– Женщина, на вас сейчас горилла упадет, – очень в тему вступила продавец из магазина игрушек, куда я ретировалась, чтобы Кузя не слышал разговоров о разводе.
Юра прослушал и про гориллу. После чего сдержанно, с достоинством попрощался.
Я вернулась к подпиравшему кофейный автомат Кузе.
– Ну что, мам, ты нашла выход А? – спросил ребенок в нетерпении: ему хотелось поскорее отвезти коалку Жору домой и познакомить с остальными животными.
Нет, Кузя, не так быстро. Выхода пока нет. И похоже, еще долго придется искать, и мучиться, и вести неприятные разговоры. Я вздохнула.
И увидела Майку. Она бежала по длинному коридору и радостно размахивала руками:
– Эй! Идите сюда! Я все поняла! Никакого выхода А не существует!
Вечером нас было уже трое – Лисицкая, узнав все новости и превозмогая гнев Лисицкого, приехала ко мне.
– Извини, мне пришлось сказать Лисицкому, что ты разводишься прямо завтра. И на всякий случай – что он тебя бьет.
– Кто? Вениамин?
– Ну да. Материнской платой по заднице.
– Очень жестоко. Весьма.
– Кузя не слышит? – спохватилась Лисицкая. – А то я тут ору…
– Кузя закрылся в комнате с Жорой.
– Надеюсь, эта фраза тебя не пугает.
– Да проходи ты уже. Нет, курить нельзя. Я развожусь, я и правила устанавливаю. Будешь ходить на балкон.
– Ладно уж. Майка, привет. Ты возьмешь фамилию Марко? Кто ты там будешь – Майка Комиссиони?
– Ломбардо его фамилия, – засмущалась Майка, потому что замуж ее пока не звали, но она, естественно, надеялась.
– Майка Ломбардо, значит. Красиво! А ты давай рассказывай, – это уже мне.
– Пытаюсь вставить слово…
Но рассказывать я начала не сразу. Я искала лимон, пока Лисицкая жарила привезенную с собой рыбу и возмущалась тем, что у меня плита без гриля. Кузя пришел на запах, но оказалось, что рыбу он не хочет, а хочет макароны, и Майка, как будущая итальянка, вызвалась их варить. Потом принялась тереть сыр – не пармезан, увы, зато твердый от времени. Мой невозмутимый ребенок все равно слопал тарелку макарон и сказал Майке, уходя, «чао, белла». Майка зарделась и зачем-то сообщила Кузе, что в Италии сыр пармезан едят как хлеб и даже приносят беременным в роддом. Ребенок выслушал и ответил, что она все равно белла. Надеюсь, Кузя не перейдет на настоящих Жор к восемнадцати годам – он умеет сказать женщине то, что она хочет слышать. Пусть, как позже выяснилось, под «беллой» он имел в виду блондинку – бел-л-лые волосы.
– Он тебя гнобил. Все эти годы! – сказала Лисицкая, когда Кузя спал и стопроцентно не слышал