Тала. Лина Мусатова
Сейчас слушала прекрасную музыку, и мне хотелось написать: «Как я люблю музыку и одиночество»… и вдруг: «Говорыть Львив…» Это Володя передал мне привет из Львова. Света мне говорит, что всё это у меня чепуха. Я разозлилась, и чуть не сказала ей «дура». Как она так может? Ведь она не знает моих чувств, а судит. Да, я некрасивая. Это одно, что может препятствовать. Пусть я некрасивая, пусть он не полюбит моё лицо, но вряд ли он не содрогнётся перед моим чувством к нему. Пусть он не будет любить меня, но скажет: «Эта девушка умеет по-настоящему любить и так она любит меня». И это мне будет наградой. Ведь я ничего не прошу у него. А он для меня что-то сильное, что-то вот такое, отчего зависит вся моя жизнь. Мне кажется, что он для меня всё, что, если я не буду иметь от него поддержки, то я не знаю, что со мной будет. Я даже не могу толком объяснить это чувство. Глупые те люди, которые так просто говорят: «чепуха». Пусть говорят, что хотят, пусть думают, что хотят, но я всё равно дождусь его. Пусть он мне сам скажет: «Ната, я тебя не люблю». Тогда я поверю. Сейчас у него мама, и ему, конечно, хорошо, и он совсем не думает обо мне. А часто ли он, вообще, обо мне думает? Может, он обманывает моё доверие? Может, я слишком его идеализирую?
23.08.1959 г. Ровно год назад в эту минуту я впервые увидела тебя, Володя! Ровно год! Вспоминаешь ли ты этот день? Вот уже мы были вместе. Теперь будем вместе до самого утра. Сегодня мне радиолюбители сыграли «Торадо де Мадридо». Это ж надо, какой подарок! Под эту музыку мы с тобой танцевали. А ещё мы танцевали под мелодию «Я тебя люблю». И когда певец пел «Я тебя люблю», я, мысленно обращаясь к тебе, говорила: «А я тебя не люблю». И, вот видишь, оказалось всё как.
09.09.1959 г. Вот я и на втором курсе. Общежитие нам не дали. Вернее, мне дали, а не дали Мэри, и я ушла с ней на квартиру. Живём во флигеле втроём: Я, Мэри и Вика Шевченко из Горловки. У меня самые благоразумные намерения: как можно больше заниматься. Написала письмо Володе со своим новым адресом. Вовчик Улецкий приходил в субботу вечером, повёл нас с Мэри в кино и вот больше не появляется. Завтра день рождения Толясика. И, как обидно! Я с ним не разговариваю до тех пор, пока он не извинится.
09.10.1959 г. И, всё-таки он помнит, помнит обо мне! Он поздравил меня с праздником! Милый мой, хороший! Разве можно сравнить эту радость с какой другой?! Я бегала по комнате с открыткой в руках, прыгала. Я готова была чёрт знает, что сделать в эти минуты. Он меня поздравил! Он не забыл! Боже, какая это радость! Володька, мой дорогой Володька!
Я никогда тебя не забуду, я дождусь тебя из армии. Как можно забыть того, чей образ всё время перед глазами, того, кто сильнее всех, умнее, серьёзнее, строже. И, всё-таки я не говорю, что люблю его. Только не могу понять, почему многое ему прощаю, почему позабыв все обиды, с дикой радостью встречаю его письмо, которое думала уже никогда не придёт.
Света написала мне: «Теперь я верю, что ты любишь Володю». А я ей написала: «Ты веришь в то, в чём я ещё сама не уверена». Но ведь ради него, с мыслью