Детство и школа. 1932—1949. Стихи разных лет. Владимир Георгиевич Фалеев
стеной лестницы на второй этаж дома. Дверь из кладовки вела во двор, это был так называемый «черный ход». Через него мы выносили мусор и приносили дрова для голландок. Русскую печь не топили – дров не напасешься!
На ее лежанке складывали посуду и еще какие-то кухонные вещи. Между большим полотном открытой двери на кухню и русской печкой оставался довольно узкий проход к двери наших комнат.
Соседская «бабуня» жила в отдельной комнате с окнами во двор. Она была очень старенькая, ходила с трудом. Трехлетний хулиган Вовчик прятался за створкой кухонной двери, и когда бабуня ковыляла мимо, выскакивал с криком, пугая бедную старушку и показывая ей свой крохотный кулачок.
«Еще раз выскочишь, накажу», – пригрозила мне моя бабушка. Меня это лишь раззадорило, и я продолжал свои проделки. Методы воспитания у моей бабушки были свои. Она сшила тряпочный мешочек и показала его мне.
«Будешь дразнить бабуню, надену на руку!»
Когда в очередной раз я напугал соседку, бабушка схватила меня и попыталась засунуть мой кулачок в этот мешочек. Силы были неравны. Как я не выворачивался, не визжал, на руке у меня оказался противный мешок. Слезы не помогали. Поревев с часик, я был прощен, но сдаваться не собирался. Прошло несколько дней. Подкараулив старушку, когда она, ничего не подозревая тихонько шла на кухню, я опять выскочил из-за двери. Только на этот раз не махал кулачком, а высунул язык и громко замычал! Бабуне чуть плохо не стало!
Наказание не заставило себя долго ждать. Моя бабушка в приступе педагогической ярости схватила со стола баночку горчицы. Можете себе представить, как я крутился и брыкался!. Язык я успел спрятать, но губы, щеки и кончик носа были крепко вымазаны противной желтой дрянью.
«Запомнишь надолго», – крикнула бабушка Люда. Кто знает, может быть трюк с горчицей относился к бабушкиному опыту института благородных девиц? Но она оказалась права. Горчицу я не пробовал лет до сорока. Не то, что не пробовал, видеть ее не мог! А старушку соседку я оставил в покое. Вот вам и педагогика.
Но пройдем кухню и откроем дверь в наши комнаты. Первая, проходная, была небольшой, метров десять, и полутемной. Ее особенностью было окно. Вместо стекол в раму были вставлены ромбовидные полые стеклянные блоки. Свет они пропускали плохо, зато рассмотреть что-либо сквозь них было невозможно. Это было очень кстати.
Окно находилось низко и выходило в узкий промежуток между нашим и соседним домами. А в этот промежуток предприимчивый сосед-сапожник рядом с нашим окном воткнул свою «мастерскую» размером с носовой платок, которая однако пользовалась популярностью у обитателей близлежащих домов.
В комнате стояли бабушкин диван, небольшой обеденный стол и моя железная кроватка с высокими перильцами. Не знаю, каким невероятным образом, но почему-то даже сейчас помню сладковатый вкус краски этих перил. Привстав на цыпочки, я грыз их, когда у меня резались зубы. В этой комнатушке прошло мое раннее детство.
Еще