Косыгин. Вызов премьера (сборник). Николай Байбаков
место.
В мае того же года Г.Н. Фомин, начальник Главного архитектурно-планировочного управления, и А. И. Бурдин, заместитель главного архитектора города, пригласили меня осмотреть выбранные для этой цели места. День был теплый, солнечный. Мы объехали почти весь город, побывали на Ленинских горах, но ни на чем конкретном так и не остановились. Последней в нашем маршруте была Манежная площадь. Мы долго стояли на ней. В архитектурном отношении она очень разнолика и неуютна. Потом прошли в Александровский сад. У меня давно зрела мысль, что именно это место в самом центре Москвы, у древней Кремлевской стены, можно было бы использовать для создания мемориала. Но оставались сомнения, которыми я и поделился с Фоминым и Бурдиным. Их мнение я всегда ценил очень высоко. Но и они колебались.
Место, приглянувшееся нам, в то время было неухоженным, да и прилегающий участок стены требовал реставрации. В самом центре площадки располагался обелиск, поставленный здесь в 1913 г. в связи с 300-летием дома Романовых. После революции с него сняли двуглавого орла, а на гранях обелиска вместо перечня российских императоров выбили имена великих революционных мыслителей, названных якобы лично В.И. Лениным.
В то время считалось, что трогать обелиск нельзя. И все же так много было «за», что мы пришли к единому мнению – именно здесь следует соорудить мемориал. Тогда же обсудили и общую идею памятника.
Уже на следующий день оба архитектора пришли в горком партии и принесли эскизы будущего мемориала. На них памятник выглядел почти так же, как мы видим его сегодня. В тот же день я посетил Алексея Николаевича и показал эти эскизы. Они ему понравились, и он обещал оказать всяческое содействие в сооружении памятника. А надо сказать, что Л.И. Брежнева в Москве в то время не было. Я направил короткую записку в ЦК, в которой просил дать согласие на сооружение в Москве памятника – Могилы Неизвестного солдата.
Вскоре вернулся Брежнев. Ознакомившись с предложением, он долго сомневался, надо ли вообще это делать. Но аргументы были настолько весомыми, что в конце концов он отступил. Однако в отношении места памятника и его проекта был непреклонен. «Нет! – и все тут. – Ищите другой вариант». Во время моего весьма непростого разговора с ним стало понятно, что возражает он лишь потому, что первым, кому показали эскиз, был Косыгин. Это обидело Леонида Ильича, задело его самолюбие. И он, очевидно, решил проучить нас. Неопределенное положение длилось полгода. А дело стояло, надвигалась зима. Тогда мы решились на небольшую хитрость.
6 ноября, после торжественного заседания, посвященного очередной годовщине Октября, архитекторы принесли эскизы и макет памятника в комнату президиума. В перерыве перед концертом я пригласил Брежнева, членов Политбюро, других товарищей, находившихся в президиуме, познакомиться с нашими предложениями. Все единодушно выразили свое одобрение. Тут уж Брежневу ничего не оставалось, как согласиться. Маленькая «война» была нами выиграна. Но труднейшие