Хроники любви провинциальной. Том 2. Лики старых фотографий, или Ангельская любовь. Юлия Ник
уж нанимали тут ремонтников. Ну, увидишь сам. Они там подоткнули кое-как куски, а всё одно – бежит! Видишь? – бабушка Марфа, жена деда Алипия Илларионовича, бывшего когда-то настоятелем местного храма, давно заброшенного и полуразрушенного сейчас, подняв голову к потолку, показала пальцем на белоснежный потолок с размытыми желтыми пятнами, проступающими то тут, то там.
–Не забелить уж теперь будет. Перемазывать придется, – сокрушенно вздохнула бабушка Пелагея.
– Вижу. Пошли, Настя. Поможешь, а потом – зубрить! Бабули, она тут заниматься будет, у неё экзамен через три дня, вы её не занимайте ничем. Я сделаю, если что надо. И пол я сам помою, научился палубу драить.
– Да идите, идите. Мы сейчас творожку сварим, окрошечку соберем, только постную, Ларивоша, пост, ведь, никак.
– Давайте. Постную, так постную. А творожок-то причём тогда? – он лукаво улыбнулся. – И омлетиками нас вчера потчевали?
– Так вы, ведь, пост-то не держите, греховодники, а мы уж по-другому не умеем. У нас – пост. Идите, идите. А ты Настя, можешь и в малухе, и на верандочке тут, где уж тебе лучше, там и садись учить свой экзамен.
– Давай, лезь вперёд, а то свалишься ещё ненароком, отвечай потом за тебя, – подтолкнул Ларик Настю к лестнице.
– Нет. Я за тобой, – смущенно отступила Настя назад, убирая его руку и прижимая подол платья к коленкам.
– А,… понял. Погоди, я сейчас, у тебя же нет ничего с собой, я и не подумал. Сейчас я. У меня тут где-то мои старые детские вещички есть, тебе в самую пору будут, наверное, – Ларик, оставив её в смущении перед высоченной лестницей, побежал в дом. Скоро на крыльцо вышла бабушка Марфа и махнула ей рукой: «Иди, милая, обряжу тебя на ваш манер, мы-то в длинных юбках ходили, а вы-то нынче все в штаны забрались. Ну, иди, иди…»
Когда Настя вышла на крыльцо в новом облачении, Ларик захохотал. То, что ему было давным-давно мало, ей было на «большой вырост». Тренировочные трикотажные штаны она подвернула и сверху, и снизу, чтобы можно было передвигаться нормально. Его старые кеды смотрелись на ней, как башмаки рыжего клоуна в цирке, футболка старательно прикрывала попытки Насти подогнать «формочку» под себя и доходила ей почти до колен.
– Во, теперь нормально, на человека похожа, – ухмыльнулся Ларик, – только вместо кедов давай-ка бабулины калоши надевай, а то точно сверзишься, запутавшись носами.
Калоши, торчащие на колышках плетня, были черными, горячими от солнца и удобными. Часа два Ларик лазал по шиферу, скидывая разбитые обломки вниз, обнажая пробоины. Настя длинной тонкой лозой попадала в светящиеся в темном чердаке дырки по порядку, Ларик что-то там отмечал, ругался и ворчал про себя. Наконец они закончили это тягомотное дело. Старушки позвали их пить чай с ватрушками, которые они пекли только для них.
– Ба, я пойду Степку позову, мне, ведь, шифер наверх надо тягать, вы не помощники, вы уж сварите нам чего поплотнее, он мне обещался помочь.
– Может быть, я смогу помочь? – робко предложила Настя.
– Ты занимайся.