Попугай Флобера. Джулиан Барнс
– заключил он.
Может быть, я проявил меньше сочувствия, чем он ожидал. Но разве можно насильно развернуть удачу к себе лицом? Вот сейчас, раз в жизни, удача повернулась лицом ко мне. Я быстро сделал заказ, мне было все равно, что есть; Эд изучал меню так, как будто он Верлен, которого впервые за много месяцев собираются накормить досыта. Слушая его монотонные жалобы и глядя, как он медленно поглощает анчоусов, я истощил все свое терпение; но волнение мое не уменьшалось.
– Ну, – сказал я, когда мы приступили к основному блюду, – теперь о Джулиет Герберт.
– А, – отозвался он; я понял, что мне придется вытягивать из него каждое слово. – Это странная история.
– Еще бы.
– Да. – Эд, казалось, чувствовал себя не в своей тарелке, он был почти смущен. – Я приезжал сюда с полгода назад, разыскивая одного из дальних потомков мистера Госса. Не то чтобы я надеялся что-то найти. Просто никто никогда не говорил с этой леди, и я подумал, что мой… дож – повидаться с ней. Может быть, всплывет какая-то семейная легенда.
– И?
– И? Да нет, не всплыла. Нет, она ничем мне не помогла. Но я провел прекрасный день. В Кенте. – Он снова смущенно поежился, словно скучал о своем макинтоше, который у него безжалостно отобрал официант. – Ах, нуда. Так вот, у нее оказались письма. Дайте-ка сообразить – поправьте меня, если я ошибаюсь, – Джулиет Герберт умерла в тысяча девятьсот девятом году или около того, так? У нее была кузина, двоюродная сестра. Да. Так вот, эта женщина нашла письма и принесла их мистеру Госсу, спросила его мнение об их ценности. Мистер Госс думал, что она хочет выманить у него деньги, поэтому сказал, что они интересны, но ничего не стоят. И тогда эта кузина просто их ему отдала: «Раз они ничего не стоят, так просто заберите их». Что он и сделал.
– Откуда это известно?
– Там было сопроводительное письмо, написанное рукой мистера Госса.
– И?
– И письма достались этой леди. Которая в Кенте. Боюсь, она задала мне тот же вопрос: сколько за них можно выручить? К моему прискорбию, я повел себя не слишком нравственно. Я сказал, что, когда Госс получил их, они были ценными. Но теперь уже нет. Я сказал, что они все еще представляют интерес, но не очень большой, потому что половина написана по-французски. А потом я купил их у нее за пятьдесят фунтов.
– О господи.
Ничего удивительного, что он так ерзает.
– Да, нехорошо вышло, правда? Я не могу найти себе оправдания, хотя тот факт, что сам мистер Госс солгал, чтобы их получить, несколько сбил меня с пути. Тут возникает интересный этический вопрос, верно? Дело в том, что я был в депрессии из-за потери работы и надеялся, что отвезу их домой и продам и тогда смогу закончить книгу.
– Сколько их?
– Около семидесяти пяти. По три дюжины с каждой стороны. Мы так и определили цену: за каждое английское по фунту, за каждое французское – пятьдесят пенсов.
– О господи.
Я пытался прикинуть, сколько