Руссиш/Дойч. Семейная история. Евгений Шмагин
из общего колодца. Тем не менее выкопал Игнат у себя на огороде свой собственный и, в отличие от коллективного, въедливо заботился о его ухоженности. Порядок был коньком этого семейства, непонятно от кого унаследованным и уж во всяком случае совершенно не свойственным русской деревне явлением.
Наводить чистоту и прибираться в доме родители сызмальства прививали детям собственным примером. Если в других избах бабы мели полы только по острой нужде, а мыли их вообще по праздникам, на Пасху да Рождество, то Авдотья подметала в доме ежедневно, а по субботам скоблила дюжий семейный стол и лавки, отмывала начисто полы, окрашенные в коричневый цвет.
– Свихнулась, знать, свихнулась от чистоты, ей-богу, – судачили деревенские сплетники.
Мать периодически затевала большие стирки, в которых участвовала вся семья. Таскать воду, кипятить, стирать голыми руками на ребристой доске, полоскать и развешивать грузное бельё на верёвках во дворе, особенно в зимнее время, когда простыни и наволочки приобретали причудливые архитектурные формы, было делом хлопотным и в деревне не слишком распространённым. Но Авдотья на других не смотрела, а только бдительно следила, чтобы супруг и дети были одеты опрятно. Приучила к порядку дочерей, и даже малолетний сынок знал свой шесток.
Тяге Игната к порядку и уюту предела не было. Однажды задумал он перекроить обыденный, сложившийся веками русской жизни уклад справления нужды. Ведь как это обычно делалось? Для отхожих мест в деревнях отводился укромный уголок где-то на огороде, на приличном расстоянии от входа в избу. Обрамлялся нужник не-
ким сооружением из грубых досок, дверь часто не запиралась.
Отправиться по нужде в этот налегке сколоченный приют в летнее время трудов не составляло. А как зимой, в метель и мороз тридцатиградусный? Хорошо ещё, если потребность была сходить по-маленькому. Для этих целей ставилось в сенях поганое ведро, которое опустошалось по утрам и ожидало следующего вечера. А если приспичило по-большому?
Вот и придумал Игнат, как произвести «переворот» в деле отправления естественных надобностей. В задней части дома, прямо с выходом в сени-коридоры соорудил уборную с дверцей на запоре. Цивилизация, какая-никакая, а поселилась в селижаровском жилище прочно. Пользоваться сим удобным заведением стало возможным в любую непогоду, но прямая выгода ощущалась прежде всего зимой. Хоть тепло печки, понятно, до неё не доходило, всё равно морозы трескучие туда не пробирались. Игнатово нововведение изрядно упростило жизнь обитателей дома. Но когда прознали о том в деревне, насмешек в адрес селижаровский было не перечесть.
– Не рехнулся ли ты, Игнат? Уж до чего умён, аж не высказать! Да русский ли ты человек? Барина из себя корчишь? Хочешь всё как у немчуры иностранной? Смотри, в говно не провались! – скалили зубы деревенские.
В оригинале, правда, звучала та язва на порядок, а может, и два, смачнее. Матерщина на деревне – в один или несколько этажей – была естественным и общепринятым