Три товарища и другие романы. Эрих Мария Ремарк

      Фердинанд Грау выглядел плохо. Лицо помятое и обрюзгшее, серо-зеленого цвета. Он приветствовал нас в дверях мастерской. Булочник едва взглянул на него. Он был как-то странно не уверен в себе и взволнован.

      – Где портрет? – сразу же спросил он.

      Фердинанд указал рукой на окно. Портрет стоял у окна на мольберте. Булочник быстро прошел туда и застыл перед ним. Через какое-то время он снял шляпу, что забыл впопыхах сделать сразу.

      Мы с Фердинандом остались в дверях.

      – Как дела, Фердинанд? – спросил я.

      Он сделал неопределенный жест рукой.

      – Что-нибудь случилось?

      – Что могло случиться?

      – Ты плохо выглядишь…

      – И только-то?

      – И только…

      Он положил мне на плечо свою ручищу, и его лицо старого сенбернара озарилось улыбкой.

      Мы постояли так еще немного. Потом подошли к булочнику. Портрет его жены поразил меня. Голова получилась замечательно. По свадебной фотографии и другому снимку, на котором едва можно было что-либо разобрать, Фердинанду удалось написать портрет еще молодой женщины, взирающей на мир серьезными, несколько растерянными глазами.

      – Да, – сказал булочник, не оборачиваясь, – это она. – Он сказал это скорее для себя, и мне показалось, что он даже не заметил, как у него это вырвалось.

      – Вам достаточно света? – спросил его Фердинанд.

      Булочник не ответил.

      Фердинанд подошел к мольберту и слегка повернул его. Потом, отойдя, кивнул мне, приглашая к себе в каморку рядом с мастерской.

      – Вот уж не думал, – сказал он с удивлением, – что и такой несгораемый сейф, как он, может рыдать. Его проняло…

      – Рано или поздно пронимает всякого, – возразил я. – Да только его – слишком поздно…

      – Слишком поздно, – сказал Фердинанд, – это всегда бывает слишком поздно. Уж так устроена жизнь, Робби.

      Он медленно прошелся по комнате взад и вперед.

      – Пусть пока побудет наедине с собой. Можем тем временем сыграть партию в шахматы.

      – У тебя золотая душа, – сказал я.

      – При чем здесь это? – Он остановился. – Его душе от этого не будет ни прибытка, ни убытка. Да и нельзя все время думать о подобных вещах – не то бы люди на земле разучились улыбаться, Робби…

      – И опять ты прав, – согласился я. – Ну, давай сгоняем партийку.

      Мы расставили фигуры и начали игру. Фердинанд выиграл без особых усилий. Поставил мне мат слоном и ладьей, даже без помощи ферзя.

      – Ну и ну, – сказал я. – Выглядишь ты так, как будто три ночи не спал. А играешь при этом как заправский морской пират.

      – Я всегда хорошо играю, когда на меня нападает меланхолия, – заметил Фердинанд.

      – А отчего это она на тебя напала?

      – Да так, без всяких причин. Потому