Россыпи. Олег Синица
свистнет в тупике.
И меня из тупика,
из последнего пике
выведет твоя рука
без гаданья по руке.
Не умеем мы с тобой
жить, как ветер, налегке.
Только б ты – всегда со мной,
только бы – рука в руке.
Завтра
Снег последний скоро истает,
на припёках зелень уже.
И опять перелётная стая
на родной приземлится меже,
про межу ничего-то не ведая —
пролегла она,
да не видать.
И опять за чьей-то победою
затаилась, может, беда.
Затаилась,
как шифр на папирусе:
мол, пока человече дыши.
Но коварней коронавируса
не одышка —
удушье души.
Всё, что было веками нажито,
что бросало не только в пот,
как в скрижалях,
уже и в гаджетах.
Даже наш генетический код
в зоне доступа.
И наизнанку
препарированная душа…
Но пока налегке спозаранку
по росе ещё в доступе шаг,
как понять —
не какая-то акция
жизнь твоя,
хоть она и пройдёт.
Зашифровано не в облигациях
наше завтра на годы вперёд.
Оно там,
за волжской излукой
и за самой малой рекой
в родовых рождается муках —
вместе с первой нынче травой.
В ходу
Не утешат ни лесть,
ни водка,
ни награды —
не тем живу.
Прохудилась, но держит лодка,
моя лодка ещё на плаву.
В тихом омуте стойкого быта
потому-то и боль не избыть,
что в былом ничего не забыто,
хоть хотелось скорей бы забыть.
И тащу на себе, как котомку,
неподъёмную тяжесть утрат.
Потому в подворотне котёнка
отогреть за пазухой рад.
Может, так-то и мне отогреться
пустит кто-то к себе,
не спросив,
чем опять стреножено сердце,
где доныне леший носил.
И хоть быт давненько налажен,
но душа-то,
как в клетке,
в быту.
Ей всегда бы —
за саженью сажень,
пусть стреноженной,
да на лету!
Пусть как плетью —
судьба по загривку
ещё вдарит,
но – гой же еси! —
мои годы,
как древние гривны,
всё ещё в ходу на Руси.
Над книгой поэта
Может, это душа на износе?
И друзья —
где вы ныне, друзья?
День июля,
а кажется – осень:
в полдень сумерки,
дождик,
позябь.
Может, это и воля,
и доля,
боль,
которая через край —
вновь читаю стихи твои, Коля,
Коля Сластников,
Николай.
Может, это строчек свеченье
над