Талисман моей любви. Нора Робертс
– такие же, как ты.
– В Ньюкасл[1] со своим углем.
Она погладила его по щеке, взяла букет.
– Цветов не бывает много. Пойдем, поставлю их в воду.
– Я вам помешал.
– Работа в саду всегда найдется. Я все время там копошусь.
Гейдж знал: в доме тоже. Она меняла обивку, шила шторы, красила, вечно что-то переставляла. Но, как бы дом ни менялся, он всегда оставался теплым и гостеприимным.
Франни отвела его на кухню, а затем в помещение для стирки, где у нее – нужно знать Франни Хоукинс – имелась специальная раковина для составления букетов.
– Поставлю букет в высокую вазу и приготовлю нам что-нибудь холодное.
– Я не хочу вас отвлекать.
– Гейдж. – Отмахнувшись от его протестов, она взяла вазу. – Иди во двор. В такую погоду нечего делать в доме. Я принесу чай со льдом.
Гейдж не стал спорить – в основном потому, что хотел сосредоточиться на том, что именно он собирается сказать Франни, и раздумывал, как это сделать. Она хорошо потрудилась и на заднем дворе. Растения всех мыслимых форм и расцветок выглядели совершенными и в то же время абсолютно естественными. Гейдж знал, сам видел, что каждый год она рисует чертежи клумб.
В отличие от матери Фокса, Франни Хоукинс не допускала посторонних к прополке. Она никому не доверяла – считала, что вместо вьюнка они выдернут петунью или что-то еще. Однако за все эти годы Гейдж перетаскал на клумбы изрядное количество перегноя и камней. Наверное, этот сад, словно сошедший с обложки журнала, в какой-то степени он может считать своим.
На крыльце появилась Франни. Она несла чай со льдом и веточками мяты в кувшине из толстого зеленого стекла, высокие стаканы того же цвета и тарелку с печеньем. Они устроились в тени за столиком, в окружении стриженой травы и цветов.
– Я всегда вспоминаю ваш двор, – сказал Гейдж. – Ферма Фокса похожа на игру «Мир приключений», а тут…
– Что? – Она рассмеялась. – Пунктик матери Кэла?
– Нет. Нечто среднее между волшебной сказкой и святилищем.
Улыбка Франни стала нежной и задумчивой.
– Как ты красиво выразился.
Теперь Гейдж знал, что скажет.
– Вы всегда меня принимали. Я думал об этом сегодня. Вы и мать Фокса. Всегда меня принимали, ни разу не отвергли.
– Ради всего святого, с чего бы это?
Гейдж посмотрел прямо в ее голубые глаза.
– Мой отец был пьяницей, а я источником неприятностей.
– Гейдж.
– Если Кэл или Фокс попадали в какую-нибудь передрягу, то зачинщиком почти всегда оказывался я.
– Думаю, они тебя втягивали в свои проказы с тем же успехом.
– Вы с Джимом позаботились о том, чтобы у меня была крыша над головой, и всегда повторяли, что ваш дом может стать моим, если понадобится. Вы держали моего отца в боулинг-центре, даже когда его нужно было выгнать, и делали это ради меня. Но ни разу не дали почувствовать, что это милостыня. И вы, и родители Фокса
Все равно что в Тулу со своим самоваром.