Число Приапа. Дарья Плещеева
А было деду с бабкой по восемьдесят, наверное…
Старички приблизились к тумбе и замолчали. Долго смотрели они на серебро, потом разом повернулись и пошли прочь. Звякнул дверной колокольчик.
Саша взял бабушкину картину и поспешил вслед за Тоней в запасники салона – там висели работы для постоянных и денежных клиентов, чтобы не смущать ворье, заглядывавшее иногда в надежде поживиться шедевром Рафаэля.
Старый Хинценберг встретил их, улыбаясь, как добрый дедушка непутевым внукам.
Для возни с картинами он надевал серый халат и древний беретик – пыль в запасниках была совершенно неистребимой. А повозиться старик любил – бывало, и по два часа обследовал полотно с лупой, и с лица, и с изнанки. Вид у него был тот самый, который люди, не сговариваясь, определяют «старый чудак». Поглядеть на халат с беретиком – и сразу образуется в голосе образ бессребреника, служащего искусству не то чтобы бескорыстно, а даже себе в ущерб. Не один клиент на это ловился – и лишь потом обнаруживал, что улыбчивый дедушка имеет хватку тренированного бульдога и цену деньгам знает. Если бы не знал – не удержал бы свой салон в самые лихие времена, когда казавшиеся надежными, как гранитные скалы, фирмы сдувались, приказывали долго жить и вылетали в трубу.
– И вы тоже принесли картину на продажу? – спросил Хинценберг. Саша объяснил ситуацию.
– Нет, и не просите, не возьму. Видели, сколько у нас висит этого добра? Нет, нет!
– Но середина семнадцатого века! – Саша попробовал побороться за бабушкины интересы.
– Но у нее такой вид, будто она лежала на вокзале вместо половика. Я не могу вкладывать деньги в реставрацию непонятно чего. Если бы шедевр – но это абсолютно – абсолютно! – не похоже на шедевр. Тонечка, детка, разверни и посмотри сама.
Тоня развязала веревку и сняла два слоя плотной коричневатой бумаги.
– Какой ужас… – сказала она. – Но знаете, господин Хинценберг, я видела недавно что-то похожее… где-то я это уже видела… Есть! Вспомнила!
Глава вторая
Курляндия, 1658 год
Усадьба фон Нейланда была недалеко от Гольдингена, а где именно – Кнаге толком не понял. Он заснул в тряском экипаже у баронских ног и был вынут уже в просторном дворе. Его препроводили в длинный домик, где жили аристократы среди прислуги: управитель, главный повар с семьей, главный конюх с женой, старшей горничной, секретарь барона, сопровождавший его в поездке. Там мазиле отвели чуланчик, очень хороший чуланчик, где он мог выпрямиться во весь рост. А что постелили на полу – так и в этом свои преимущества: кровати по голландскому образцу коротки, спишь в них, свернувшись, как дитя в материнском чреве, а Кнаге, благодарение Господу, еще не во всякую дверь пройдет, чтобы не пришлось нагибаться.
На следующий день фон Нейланд привел его в свою спальню (он спал один, поскольку госпожи баронессы отродясь не имел) и поставил перед окошком.
– Вот пейзаж, – сказал он. – Вид должен быть ограничен оконной рамой.