Последний довод королей. Джо Аберкромби
окровавленную губу.
– Ты думаешь, это то, чего я хотел?
В ответ ни слова.
– Я люблю тебя.
Она сдавленно кашлянула, словно ее вот-вот вырвет, медленно покачала головой и спросила:
– Зачем?
Он уже сомневался во всем. Он сомневался в своих намерениях и чувствах. Он хотел начать снова, но не знал как. Все превратилось в необъяснимый кошмар, и ему очень хотелось очнуться.
– Что значит «зачем»? О чем ты?
Она наклонилась вперед, сжав кулаки, и закричала ему в лицо:
– Я мерзкое ничтожество! Все, кто меня знает, ненавидят меня! Мой собственный отец ненавидел меня! Мой собственный брат! – В ее голосе послышалась хрипота, лицо перекосилось, от гнева и отчаяния изо рта брызгала слюна. – Я разрушаю все, к чему прикасаюсь. Я дерьмо, вот я кто! Ты можешь понять это?
Арди закрыла лицо руками и повернулась к нему спиной. Плечи ее задрожали.
Он, моргая, смотрел на нее, его губы дрожали. Прежний Джезаль дан Луфар, наверное, схватил бы ключ, поспешил покинуть комнату и очутиться на улице, чтобы никогда сюда не возвращаться, да еще был бы рад, что так легко отделался. Новый Джезаль размышлял об этом. Он размышлял об этом напряженно. У него было больше силы воли, чем у того, прежнего. Во всяком случае, он убеждал себя в этом.
– Я люблю тебя.
Слова, произнесенные его окровавленным ртом, имели явный привкус лжи, но он зашел далеко, слишком далеко, чтобы поворачивать назад.
– Я по-прежнему тебя люблю.
Он прошел по комнате и, хотя Арди пыталась его оттолкнуть, обнял ее.
– Ничего не изменилось.
Разворошив ее волосы, он прислонил ее голову к своей груди. Она тихо плакала, захлебываясь от рыданий и пуская сопли на его парадный мундир.
– Ничего не изменилось, – прошептал Джезаль.
Но на самом деле все было наоборот.
Время кормежки
Они сидели не так близко, чтобы их единение было очевидно для всех.
«Просто двое мужчин, между делом опустившие зады на одну скамейку».
Стояло раннее утро. Солнце нестерпимо слепило глаза Глокты и бросало золотые отблески на покрытую росой траву, на шелестящую листву, на бегущие ручьи в парке, но в воздухе ощущалась предательская прохлада. Лорд Веттерлант был ранней пташкой.
«И я тоже, выходит. Ничто так не побуждает человека пораньше покинуть постель, как постоянная бессонница от нестерпимых приступов боли».
Его светлость сунул руку в бумажный пакет, вытащил щепотку хлебных крошек, зажав их между указательным и большим пальцами, и бросил под ноги. Целая толпа надутых от важности уток уже собралась вокруг, и теперь они яростно нападали друг на друга, пытаясь ухватить побольше крошек. Пожилой вельможа наблюдал за ними, и его изборожденное морщинами лицо походило на плохо натянутую бездушную маску.
– Я не питаю иллюзий, наставник, – произнес он монотонно, почти не шевеля губами и не глядя на собеседника. –