Полуночный лихач. Елена Арсеньева
на молоденького петушка с этим его хохолком над высоким юношеским лбом, попрыгав по развалинам, быстренько пришел к выводу, что газ взорвался не на кухне, где обычно стоял баллон («Картина обрушения в этом случае была бы совершенно иная!»), а в подвале, точно посередине, под центром дома. То есть баллон был нарочно занесен в подвал, а потом, очевидно, включены электроприборы. Взрыв окончательно утратил характер случайности, и неприятные вопросы начали звучать чаще.
Раз двести, не меньше, пришлось повторить Нине, что в момент взрыва они с Инной находились в десяти километрах отсюда, куковали на обочине дороги, но чем настойчивее она это твердила, тем с большей подозрительностью таращились на нее все официальные и неофициальные лица, как если бы ей полагался процент со страховой суммы за упорное подтверждение Инниного алиби. И неизвестно, чем бы кончился весь этот кошмар, если бы невзрачный мужичонка в телогрейке, надетой прямо на тельняшку, который, заплетаясь ногами, бродил туда-сюда, жадно прислушиваясь к разговорам, вдруг не начал шлепать себя по ляжкам, громко и бесстыдно матерясь при этом.
– А ведь я его видел, фашиста! – заорал он, выпучивая свои покрасневшие, мутные глаза, в уголках которых скопилась белая слизь. – Видел вчера, гадом буду!
– Кого? – насторожился инспектор.
– Ну, его… – Красноглазый странно закрутил руками вокруг головы.
– Вовка, мать твою, бабушку и прабабушку! – тяжелым басом рявкнул крепкий дяденька с окладистой бородой классического нижегородского купчины. – Говори путем, какого-этого придуряешься?!
– Ну ты чё, дядь Леш, я и говорю, – присмирел Вовка. – Иду вчера по делу, – он вильнул было глазами, но тут же вновь честно выкатил их на окружающих, – еще не стемнело, магазин был открыт. Навстречу прет какой-то… Ну сущий бомж! Одет абы как, патлы торчат из-под кепки, рожа такая подозрительная, – Вовка чистоплотно передернулся. – Не наш, думаю. Надо, думаю, за ним проследить, как бы не содеял он чего-нибудь криминального. Я тихонько повернулся и пошел за ним на цыпочках. Сам к заборам прижимаюсь, глаз с него не свожу…
Вовка внезапно метнулся к ближнему забору, припал к нему и, вытянув тощую немытую шею, тревожно завертел головой, изображая, как он выслеживал незнакомца.
Страховщица нервно захихикала.
– Вовка, – скучным голосом сказал «купчина», – тебе же сказали: не придуряйся!
Вовка мгновенно увял, отлип от забора и таким же скучным голосом поведал, что патлатый свернул в проулок и больше он его не видел, не считая того, что «встрел на возвратном пути», приблизительно через час, когда шел по тому же делу (тут красные Вовкины глаза опять совершили замысловатый вираж). Патлатый торопливо уходил из деревни.
– Я сильно занят был, – виновато сказал Вовка. – Не то непременно проследил бы за ним. Да и кто же знал…
Он не договорил, испуганно уставившись на Инну, которая вдруг громко ахнула и схватилась за горло.
Все как по команде обернулись к ней.
– Что с вами, девушка? –