Кремлевский Папа. Егор Герасимович Посвежинный
себе:
«не знаю, не помню», а
ты узнай, вспомни, сознайся, куда едешь, откуда родом, как фамилия, и тогда езжай на все четыре стороны – никто тебя пальцем не тронет. Откуда родом?
– Не помню.
– Почему у тебя на теле синяки и ссадины? Тебя били? Кто? Г
овори!
Странница молчала.
– Показала что-нибудь? – спросил старшина.
–
Документов у неё нет, ничего нет. хитрит, прикидывается дурой, а на самом деле, может, из воровской шайки, недавно вон магазин обчистили…
Старшина начал писать что-то в итоговом журнале, видимо, для отчета, а Мокшанцева шарила взглядом странницу, вонзаясь мысленно внутрь себя, в собственное бессилие.
– Нутром чую, – сказала она
, – за ней тянется дело! И птица, видать, высокого полета…
Маскируется…
-
Разберемся! Она у нас запляшет!..
К странной женщине на какое-то время потеряли интерес, она вернулась в с
вой укромный уголок продолжать тихое и безропотное прозябание. Б
родяги её не принимали, но и не трогали. И
жила она, как никому не нужное, отринутое от мира существо.
Город в своей измочаленной судьбе всего насмотрелся, н
о такую обжигающего красоту и нищенскую муку видел впервые. Странница изматывала всех сомнениями и догадками, потому что жила своей какой-то замкнутой, может быть, ужасной
тайной – то ли перед кем-то каялась, то ли кому-то мстила. Е
ё воспринимали, как случайно заблудившуюся из иного, неизвестного мира. Она поражала, удивляла, захватывала воображение и чувства, симпа
тии своей необыкновенной внешностью.
Густые в
олосы, с иссиня- чёрным отливом, прядями ниспадали на плечи, струились и та
яли. И яблочный,
белого налива, цвет лица, и счастливо
унаследованный точеный нос, и небесной лазури глаза, и вишнёвый бантик губ, и темные
дуги бровей – всё было кстати, к делу, прибавляло миловидности. Дай ей на руки младенца – и вот вам
Мадонна иконной красоты. Она будто явилась из
обжигающей песни: «Очарована, околдована… Словно с темного неба сошедшая…»
Иные, проявляя гостеприимство, пытались заговорить с ней, понять, посочувствовать, зажечь состраданием, но всё тщетно,
– кроме немых
, плотно сжатых губ, ничего не
выражавших, не было на ее лице ничего.
Однажды за странницей пришли трое в штатском, взяли в оборот. Один, показалось ей, словно сошел с плаката «Тихо! Враг подслушивает!» То же перепуганное лицо, выпученные глаза.
– Мы следили за вами все эти дни! Знаем, где вы бываете,
чем занимаетесь, какие сведения собираете
, поэтому отпираться бесполезно. Рассказывайте всё начистоту. Сначала скажите фамилию, имя и отчество, где родились? Сколько лет?
– Я ничего не помню…
-Ваша