Кремлевский Папа. Егор Герасимович Посвежинный
частичной потери памяти. Утрачен интерес к жизни…»
Странницу сфотографировали и отпустили.
А она, надломленно озираясь, вернулась в вокзал, снова устроилась поудобнее в своем
пристанище, затихла, как никому и ничего не должный человек.
II
Затяжная весна одар
ила снегом. Ночью нахолаживало, а днем капало с крыш.
Дул холодный северный ветер.
Утром объявили по радио, что умер Сталин. Вера
Бутырина услышала эту траурную весть в гастрономе. Только зашла купить к завтраку съестного, как вдруг заметила, что все продавцы в слезах, взвесить товар не могут
, слезы вытирают,
плачут, сказать ничего не в состоянии. Только заведующая тетя Клава смогла объяснить. Ее слова
затмили все
, Вера пошатнулась от неожиданно
сти, у нее сбилось дыхание. Она вышла из магазина без покупки, спросила у встр
ечного мужчины, не слышал ли он
страшную весть, оказывается, слышал и
все знает, и Вере стало не по себе, немного стыдно оттого, что все уже опечалены, страдают, а они с мужем еще не присоединились
к всеобщей скорби, как будто что нарушили, спрятались от народного горя… Обескураженная страшным известием, Вера поспешила в квартиру и с
порога, не раздеваясь, крикнула мужу:
– Включай радио! Там… Сталин умер!
..
Муж
Анатолий уже не
сколько лет писал кандидатскую диссертацию, истязая себя ночной и денной работой
, лихо, по-фронтовому вгрызаясь
в экономику, надеясь себе и людям доказать, что он, хоть и инвалид войны, но государству и семье не в тягость – даст пользу, вытянет степень, будет добытчиком
, станет вровень со здоровыми, не воевавшими учеными, чьи диссертации высижены в те лихие дни, когда он ползал с орудием по топям Смоленщины, вгрызался в мерзлую твердь под Ржевом и Вязьмой.
О
н вышел на крик жены в переднюю, встал скомканный какой-то, в тёмном халате, с потухшим взглядом. Лицо, истыканное осколками и чернотой порохового пала, застыло
в непонимании и ущербной тоске. Остаток правого уха – результат ранения – он выставил вперёд, стараясь встряхнуть слух, белесо-рыжие брови взбугрил. Обнажённо-страшная боль обдала его жестоким током.
Анатолий помрачнел, вскинул культи вверх, пороховые отметины на лице вырезались багровы
м ожигом. Вере
показалось, что он вдруг не выдержит, – у него расшалятся и «сдетонируют» нервы от такого известия. Ведь кипяток, а не человек стал. хотя
раньше был другим, непринужденным и вполне обоснованным.
Бросив срочные дела, он засуетился, и будто увял, обмельчал в плечах. Немного замешкался, а потом догадался, что делать: взмахнул по-птичьи пустыми рукавами и, лавируя между стульями и диваном, впорхнул в кабинетную дверь. Там, рядом с завалами книг, стояла старая радиола.
Анатолий часто включал её,