Аргентина. Михаил Артюшин
исходе ночи двое мужчин быстро шагали по остывшему тротуару мимо спящих домов загородного поселка. Их силуэты подсвечивались слабым желтым светом уходящей с небосвода луны, отчего длинные наклонные тени стелились по земле, скользя по серой глади асфальта. Подпрыгивающие верхушки темных проекций от шагающих фигур цеплялись за кирпичные, чугунные, сетчатые ограды, словно пытаясь остановить своих хозяев, спешащих покинуть скорее место преступления, уходящих от разгромленного ими чужого дома. Ночной застывший воздух уже уступал место легкому свежему ветерку. Ничто в мире не изменилось. Громы и молнии не потрясли окрестности, испепеляя совершивших злодеяние людей. Планета продолжала свой круговорот. Ночь сменялась светлым днем.
Пройдя два перекрестка, они остановились.
– Хуан! Такси. Ком! – Бугор, решив, что самое время разделиться, показал ацтеку рукой на зеленый огонек такси, видневшийся в стороне, на освещенном участке площади у ресторана гольф-клуба. Вытащив из бумажника несколько сотен песо, протянул их ацтеку. Свою машину Хуан оставил, как обычно, у рынка. Кивнув, он охотно взял хрустящие купюры, но, взглянув на них, неожиданно ткнул пальцем в сверток, зажатый Бугром под мышкой.
– Мани! – хрипло прошипел он, глядя Бугру в глаза, не отпуская пальца от свертка.
– Да завтра! – устало отмахнулся от него Бугор. – Понял, нет, ацтек ты хренов?
Хуан отпустил сверток, по интонации напарника сообразив, что сейчас не время делить добычу.
– Мя́нана! – Бугор сказал слово «завтра» по-испански и добавил: – Фазенда!
– О’кей! – ответил аргентинец и молча отошел в сторону, растворившись в темноте.
Ночные фонари хорошо освещали проезжую часть дороги, не доставая желтым мерцающим светом закрытые деревьями участки тротуара.
Запыхавшись от быстрой ходьбы, Бугор остановился в тени одного из них, положившего свои тяжелые ветви на чугунное, кованое ограждение коттеджа. Успокаивая дыхание, он вытер платком мокрое от пота лицо. Нависшие над тротуаром ветки, прогибаясь под резкими порывами ветра, шумели уцелевшими листьями. Этот шум листвы спасительно заглушал звуки его хриплой одышки.
Несколько минут назад Бугор на ходу выхватил было трубку телефона, в горячке ища на мерцающем экране нужный номер, но не нажал клавишу вызова. Пробившийся сквозь воспаленное сознание звук топота его собственных ног, в абсолютной ночной тишине отражающийся эхом от домов, вернул его к действительности. Сообразив, что его разговор в застывшем ночном воздухе будет слышен в каждом соседнем доме любому бодрствующему человеку, он решил не звонить. Всплывающие перед глазами картинки произошедшего убийства и кружащиеся в голове мысли о его последствиях не давали возможности успокоиться и взять себя в руки.
Только сейчас, отдышавшись, он набрал телефон Жорика. Закрывая ладонью трубку, в шуме деревьев говоря чуть громче обычного:
– Слышишь меня? Что как?! Да никак, мать твою!