Ежики, или Мужчины как дети. Татьяна Веденская
стены, люби свой фарфор или эту коллекцию вин. А трахать можешь итальянский диван. Он податливый, – Лидка откровенно смеялась, но смеялась зло.
– Ты никуда не уйдешь. И тебе самой это известно. А если попробуешь – я тебя найду, пожалеешь, что вообще родилась. Поняла? – заорал Павел. А потом вскочил, вышел, со всех сил хлопнув парадной дверью, и ушел. Сел в эту машину, которую теперь не помнит (приемник с царапиной), еле дотерпел, пока откроются ворота, выскочил из поселка как ошпаренный. Вот ведь сучка, а? Всегда была стервой и сейчас стерва. Только когда в школе она в мини-юбках шастала, обрезав школьный форменный костюм чуть ли не до уровня трусов, Пашка смотрел на нее и не мог не восхищаться. Смелая, порывистая, сам черт не брат. Ничего не боится. Красивая, стерва. А сейчас ее порой хотелось задушить. Чтоб молчала и не выступала, как тяжела и неказиста ее красивая жизнь, как ненавидит она все то, ради чего Павел продался с потрохами. Из-за чего столько раз просыпался от кошмаров, в страхах и паранойе увешивая свой дом камерами наблюдения и раскладывая в каждой комнате оружие в потайном месте. Деньги – а кому они даются просто так? Хочешь ходить в белоснежных костюмах, придется сначала измазаться в грязи. И ведь для кого же это все – для себя? Нет же, для нее, для Машеньки.
– Все бабы суки, – уверенно успокоил его Степанов, давно уже не напрягавший себя выяснением отношений с женой. Жена должна «а» – сидеть и «б» – тихо. А если она этого не понимает – он умеет доходчиво объяснить.
– Нет, она что, думает, что такого, как я, можно вот так вот взять и бросить? – вопрошал Паша. Это был все тот же день, ВЧЕРА, Павел вспомнил, что это была пятница и, таким образом, контракт был просто фантазией, отмазкой. Не зря он о нем ничего не смог вспомнить. Не было никакого контракта, был Степанов в загородном клубе на Дмитровском шоссе.
– Нас бросить нельзя, только мы можем овдоветь, – уверенно сказал Степанов, ударив кием по шару. Мимо.
Степанову не везло. Павел не обращал на все это никакого внимания. Ее смех, ее злые слезы, она с некоторых пор стала все чаще оставаться спать на этом самом пресловутом диване, ссылаясь на то, что просто задремала и не дошла. Все это было плохо, очень плохо. Это было совсем не то, чего Павел для них хотел. Да, он не ангел, он такой, как все, соответствовал той среде, в которой жил и зарабатывал. Много зарабатывал, между прочим. Позволял Лиде вообще ни о чем не задумываться. Но она задумывалась. О том, почему от него пахнет женскими духами. Почему он не каждый день ночует дома. Почему ему все это кажется нормальным. Однажды она спросила, что он будет делать, если она изменит ему, переспит с другим.
– Кого ты побежишь убивать тогда, меня или его?
– Обоих, – ответил он.
– Что ж, это выход, – улыбнулась она. – Значит, мужчинам можно, а женщинам нет?
– Ты знаешь, что я никого никогда не убивал, – мрачно ответил Павел. И это было правдой. Были некие границы, дальше которых он бы никогда не пошел. Наверное. Жизнь – такая сложная штука. Если ты сидишь с бумагами и калькулятором, если ты просто организуешь документооборот, а потом человек из-за этого