Послевкусие. Галина Коваль
Надо будет дочери сказать, что знакомы мы давно. А то как-то неудобно, – заявил он и получил в ответ:
– Я врать не буду, потом всё равно проговорюсь.
Что за человек его новая женщина, как она жила до него? Он разглядывал её лицо и понимал, что ему это неинтересно. Ему ничего не надо знать, что может спугнуть новизну ощущений. Но кое-что знает! Это её дочь, что жила этажом выше, прямо над ним. Дикая трагедия! Ещё он знает её профессию и место работы. Знает, что легко идёт на компромисс. Не злоупотребляет косметикой, духами, не курит. Это хорошо. Готовит. Ура! Готовит! Что ещё? Видел её «бывшего». Звёздный товарищ. В смысле при звании высоком и при погонах. Знает, где она живёт. Кажется, всё! Нет, не всё. Нравится ему эта женщина, греет изнутри.
На кухне женщина предавалась своим мыслям. У неё было такое ощущение, будто она знает Бориса сто лет. Она помнит, как знакомились с ней мужчины. Поток комплиментов, рассказов о себе и обещания или туманные намёки на безоблачное будущее. Нельзя сказать, что это плохо или неправильно. Это не так оказывалось потом…
Она его ещё ни разу не назвала по имени. Борис! Грубое в произношении имя. Он ни разу не назвал её Татьяной. Она посмотрела на потолок. Села за стол. Опять посмотрела. Над ней пустая квартира дочери. К добру ли эти совпадения? Вздохнула. Собралась выйти из кухни. Борис шел навстречу. Поймал её взгляд на потолок.
– Как она? – показал глазами вверх.
– Там, где и положено в таких случаях.
– Надолго?
– Надолго. Может, будет амнистия…
– Хочу по магазинам, – капризным женским голосом пропищал мужчина.
– Я тоже хочу.
– Хочу тебя сегодня радовать… – пропел мужчина.
– Радуй. Я переоденусь.
Борис смотрел вслед Татьяне и не находил в ней ничего похожего на бывшую женщину, а как греет душу да глаз радует! Зазвонил телефон. Дочь.
– Пап, я остаюсь в Москве. Скажи Сереже, пусть не приезжает.
– В Москве сейчас опасно. А Сергею сама позвони и скажи.
– Ну, пап… – заныла дочь в телефоне.
– Слышу, понимаю, но это твоё личное дело и решай его сама. Наберись смелости.
– Пап! Я не умею…
– Быть честной ты не умеешь?
Повисла пауза.
– Хорошо, пап, позвоню сама Сергею. Значит, я остаюсь в Москве. У меня же кондиционер в квартире.
– С мамой советовалась?
– Да. Мама много говорит. Я мало что поняла.
– Я брошу на карточку деньги.
– Спасибо, пап, транжирой не буду.
Они попрощались.
– У тебя рубашка несвежая, – сказала женщина, когда мужчина прижал её к себе в лифте.
– Спохватилась. Потерпишь.
Оба затаили дыхание, ощущая друг друга.
– Ты маленькая.
– Ты сильный и горячий, как утюг.
Вышли из подъезда. Солнце расплавилось, казалось, что оно прольется сейчас на землю раскалённой, тяжёлой лавой. Семь часов вечера, а вокруг словно полдень. Всё, что растёт из земли, замерло намертво, не шевельнётся, не колыхнётся. Ни собак, ни кошек,