Вторая территория. Станислав Хабаров
вспоминать…
–Почему?
– Не подходит по тематике.
– Нужно съездить и объяснить.
– Да, ну их к богам.
Сначала я составляю жёсткий план. Но жёсткий план в наших условиях- сплошное мучение. Появляется что-нибудь неотложное: документ, телефонограмма, звонок, входит зам начальника отдела Легостаев и говорит обычное: «Зайдите ко мне». В своём кабинете он говорит: «Я вот вас чего позвал. Вам нужно поехать туда-то на совещание».
Ты пробуешь возразить: «Ведь этим такой-то занимается».
– Свяжитесь с ним. По приборам, наверное, будут вопросы. Могут быть?
Кто спорит: могут быть.
– Вот и поезжайте. Потом доложите.
– Хорошо, – Виктор Павлович.
И мой чудесный план- коту под хвост. От жёсткого стройного плана остаются клочья и горько на душе. С Легостаевым мы в противофазе. Я старательно избегаю его. Для меня он – «Человек-машина», лишённая эмоций.
По краю Земли.
По Сетону-Томсону, истинному толкователю звериных душ, утренний снег для волка – та же газета. Для уборщицы Инженерного корпуса второй территории Особого конструкторского бюро вечерней газетой была комната теоретиков. «Это не у нас,– говорили в соседних комнатах, это у теоретиков». «Мы—теоретики» назывался постоянный раздел стеной газеты «Последняя ступень». Заставала она их редко и не знала из них никого, начиная смену позже. Но они, как таинственные гномы, оставляли следы своей работы. Стулья, сдвинутые к столу, говорили о минувшем совещании, измазанная мелом грифельная доска о визите командированных. Сами они редко и неохотно писали на ней, а парадно очищенные столы и мешки, набитые макулатурой об ожидаемом визите Главного.
Главного ожидали часто, но в их аппендиксе на отшибе он пока не успел появиться. Его прибытию предшествовало обычное. Ходил по комнатам зам начальника отдела Легостаев, взглядывая на стены.
– Уберите, это снимите, – командовал он и шёл дальше.
– С чего это? – возражали одни.
– Обойдётся, – кивали другие, продолжая прерванные дела.
Между тем комната преображалась. Уходил «в подполье» за плакат орангутанг Буши, скалящий в улыбке перепутанные зубы, длинные ленты шахматных боёв снимались со стен и они принимали тоскливо парадный вид. А парторг Валентин Ипполитыч Телицын, которого за глаза именовали Замполитычем, лично предупреждал уборщицу:
– Вы уж, голубушка, пожалуйста так уберите, чтобы комар носа не подточил.
И секретарь Надя предупреждала с испуганным лицом: Главный собирается прийти, главный на втором этаже.
«Кто он такой, главный?» – думала она. Иногда, убрав комнаты, уборщицы собирались в кабинете начальника отдела, рассаживались вокруг полированного стола, доставали принесённое перекусить, а она любила мягкое кресло в углу. Перемывали косточки и в разговорах не поднимались выше своего руководителя– длинноусого начальника АХО, ходившего в вышитой рубашке и приводившего их в трепет своей придирчивостью. Окончив уборку своих комнат, они ещё раз обходили, оглядывал