Моя любимая дура. Андрей Дышев
лозы. Гроздья еще зеленого, дымчатого винограда походили на замысловатые светильники. Тяжелая, обитая снизу латунной пластиной дверь скрипнула, ржавые пружины загудели, как струны музыкального инструмента. Широкие ступени по спирали поднимались вверх. Вот вторая квартира. Дверь уже потеряла былой рельеф из-за немыслимого количества слоев краски. Звонок не работал. В старых домах, где живут не слишком обеспеченные люди, звонки обычно не работают. Жильцы экономят на электричестве. Зачем тратить ток, когда можно просто постучать?
Я так и поступил. Ударял несильно, с большими паузами. В семье – несчастье, громкие и требовательные звуки сейчас неуместны. Однако никто не открыл, и я постучал еще раз. Тут снизу раздался скрип входной двери, и по лестнице стала медленно подниматься мелкая невзрачная женщина. Узкое, бледное лицо, нос тонкий и длинный, как у мыши.
– Здесь я, здесь, – произнесла она с одышкой. – Сил никаких… Вы ведь из милиции, я не ошиблась? Голова кругом идет. – Она достала из матерчатой сумки ключ – большой «лепесток», похожий на те, какие в старину носили тюремщики. – Этот эксперт совсем ненормальный. «По каким признакам вы его опознали?» – спрашивает. А у меня на глазах слезы, я хватаю ртом воздух. «Вы, – говорю я, – женаты?» – «Нет», – отвечает… Все ясно. У меня больше вопросов не было.
Она открыла дверь, зашла первой в темную прихожую, где рассохшиеся паркетины ходили ходуном независимо друг от друга, как кости домино, рассыпанные по полу. Кинула в угол сумку, побрела куда-то в мрачную утробу квартиры.
– Не разувайтесь, вы не первый и не последний. Соберу всю вашу грязь, а уж потом приберусь.
Я, стараясь производить как можно меньше шума, на цыпочках двинулся за хозяйкой квартиры. Комната, куда мы зашли, была темной, плотные шторы, закрывающие окна, не пропускали и без того скудный дворовый свет. Женщина раздвинула шторы, села на потертый диван рядом с круглым одноногим столом и застыла в скорбящей позе. Я только раскрыл рот, чтобы осторожно спросить о муже, но она меня опередила.
– Две недели назад я похоронила брата, – произнесла она со сдержанным возмущением. – Ездили мы на похороны в Симферополь. А теперь вот я и мужа лишилась… Что происходит, вы можете мне сказать?.. Ой, только не надо меня успокаивать! Я и так веду себя как сытый ламантин. Муж как накаркал на самого себя! Когда мы брата хоронили, его жена так убивалась, так голосила, так билась головой о гроб! Ужасное, ужасное зрелище! И когда мы уже назад ехали, муж говорит: «Когда ты будешь меня хоронить, пожалуйста, не кричи таким ужасным голосом. И вообще не кричи. Стой себе молча и не позорься». Вот, получается, я выполняю его последнюю просьбу… Хотите кофе? Только сами приготовьте, а то у меня никаких сил нет… И спрашивайте, спрашивайте, не молчите. Я ж теперь как «черный ящик» от разбившегося самолета – все последние дни Лени по часам пересказала: что он ел, что пил, кому звонил, куда ходил.
– К сожалению, мне придется задать похожие вопросы, – наконец произнес я.
– Ну