Бабушки (сборник). Дорис Мей Лессинг

      Лил не было, она судила на каких-то соревнованиях и возвратилась только к вечеру. Она пришла к Роз и заявила: «Роз, я без сил. Есть что поесть?»

      Иен сидел за столом, напротив Роз, но не смотрел на нее. Перед Томом стояла тарелка. Он заговорил с Лил, как будто, кроме них, никого не было. Она сама этого практически не осознала, поскольку слишком устала, но остальные-то двое заметили. Том вел себя так до конца ужина, а когда Лил сказала, что пойдет спать, что совершенно измотана, он встал и ушел с ней в темноту.

      На следующее утро, позже обычного, Том перешел через дорогу и застал Роз за столом: та сидела, как обычно, в удобной и беззаботной позе, в небрежно повязанном парео. Он смотрел не на нее, а вокруг нее, на комнату, на потолок сквозь делириум счастливого свершения. Роз даже гадать не пришлось; она уже знала, ведь именно такой же дымкой был окутан всю ночь и Иен.

      Том бродил по комнате, колотя по всему, что попадалось под руку: по подлокотнику кресла, по столу, по стене, потом разворачивался и лупил по креслу, стоявшему рядом с ней, как школьник, неспособный сдерживать свою силу молодецкую, но сразу останавливался, смотрел перед собой, думал, хмурился – как взрослый. Потом резко разворачивался, подлетал к матери, опять – как школьник, воплощение смеха и хитрости. После чего наступило смятение – он не был уверен в себе, в матери, которая сначала покраснела, потом побелела, потом встала и дала ему пощечину, от души, по одной щеке, по другой.

      – Не смей, – прошептала она, дрожа от ярости. – Как ты можешь…

      Сын присел, закрыл голову руками, защищаясь, поднял глаза на нее, лицо скривилось, как у готового заплакать мальчишки, но он взял себя в руки, распрямился, посмотрел на нее и извинился, хотя ни он сам, ни она, не могли бы точно объяснить, за что «извини» и что «не смей». Не говорить и не выдавать лицом то, что он прошедшей ночью узнал о женщинах – благодаря Лил?

      Он сел, опустил лицо на ладони, потом вскочил, схватил купальные принадлежности и побежал к морю, которое в то утро было похоже на ровную голубую тарелку с каймой из ярких домиков, которые стояли на противоположном изгибе бухты, обнимающей залив.

      Том в тот день домой не вернулся, он снова пошел к Лил. Иен спал допоздна – ничего необычного. Ему тоже было трудно на нее смотреть, но она понимала, что ее вид, до боли знакомый и в то же время полный новых мучительных откровений, был для него просто непереносим, так что он тоже схватил полотенце и плавки и убежал. Вернулся он, только когда стемнело. Она сделала какие-то дела по мелочи, позвонила кому-то по работе, занялась приготовлением еды, какое-то время мрачно стояла, рассматривая дом напротив, не подававший никаких признаков жизни, а потом, когда пришел Иен, подала ужин на двоих, и они пошли в кровать, предварительно заперев все двери – такого на их памяти давно не бывало.

      Прошла неделя. Роз сидела за столом в одиночестве, с чашкой чая, когда в дверь постучали. Она понимала, что не реагировать нельзя, хотя она бы с удовольствием и дальше жила в этом сне или наваждении,