Слишком женская история. Эллина Наумова
в свой закуток, ворча: «Дрянь, а не баба».
Однажды после ужина Варвара спросила:
– Тебе не стыдно за утренний скандал?
– Я правду говорю, – насупился дед.
– Ты не имеешь права на нравоучения, – жестко откликнулась внучка. – Чем в молодости куролесить, берег бы жену, воспитывал дочь личным благородным примером. Она меня, я сына, так и шло бы без натуги и ссор. Праведник выискался! Строитель социализма! Как ты его строил? На завод ходил и норму выполнял? Так весь мир ходит и выполняет.
– Да мало ли что молодой наворотит? Вечно попрекать этим, да?
– У нас тоже молодость! – рявкнула Варвара.
Дед заплакал. Внучка зажала ладонями уши. Она уже жалела о сказанном. Ей всегда становилось не по себе, когда старик ревел, и из носа у него подтекало, как у сына.
Самое же неприятное заключалось в том, что Варвара и Павел давненько научились прикрываться дедом. И признание за собой этого грешка мешало Варваре обличать с наслаждением. Скажем, оставался Павел дома ремонтировать вешалку. Отсыпался, слушал магнитофон, пил пиво. До отвалившихся крючков руки не доходили.
– Ты ничего не сделал? – изумлялась жена.
– Он мне мешал, – жаловался муж.
Но Варвара знала, что в десять утра дед отправился в поликлинику и еще навестил какого-то Сергеича. Отмалчивалась. Ибо, по счастью оставшись одна и принеся ужин в жертву библиотечной книжке, сама импровизировала:
– Он довел меня до истерики. Ни на секунду не замолкал. Какая уж тут готовка.
При этом она почему-то злилась, когда Павел грубил деду или расписывал отвратительное житье с ним приятелям. Дед был свой, этого ощущения Варвара передать не умела. И бросалась иногда на защиту мучителя:
– Еще неизвестно, Пашенька, как бы мы уживались с твоим дедушкой.
– Мой не отказался бы от ветеранской машины и телефона. А твой закоренелый садист что вопил? «Мне ни телефона, ни драндулета не надо. А вы сами наживите, сами заработайте». И потом, мой умер двадцать лет назад, – столбенел от вероломства жены Павел.
Но Варвара никогда не могла вовремя остановиться. И тут ляпнула:
– Повезло ему. И главное, он нам квартиру уже не оставит.
Павел замолчал на месяц. Дед отреагировал – был непривередлив и хмур. Но страстотерпцы не уживаются вместе. Ибо страдание эгоистичнее радости. Сорвалась Варвара.
– Ради чего я терплю? Меня скоро муж бросит из-за твоего ужасного характера. И правильно сделает, – накинулась она на деда. – Признайся, наконец, что ты этого добиваешься. Тебе любая нормальная семья поперек горла.
– Да пошел твой никчемный муж сама знаешь куда! – крикнул дед. – Не будет от него проку. Он обязан целый день читать по специальности и писать, читать и писать. А ночью или садик охранять, или вагоны разгружать. Но не сидеть у бабы на шее.
– Зачем? Три года его аспирантуры мы подождем, – застонала Варвара.
И с облегчением ринулась к Павлу извиняться и подлизываться.
Старик же придумал новую пытку.
– Женюсь, –