Под крышами города. Роман-калейдоскоп. Людмила Колтушкина
насыщенным цветом, сочностью бытия, философией жизни.
– Приноси, – быстро согласились на заводе.
– Вы что, я его и не унесу. Присылайте двоих рабочих. Один не снимет со стены, – Зинаида улыбнулась.
Руководство завода ахнуло, когда огромный стол застелили неземной красотой. Графин с гранёными стаканами стеснялись находиться на этом великолепии.
– Зинаида Ниловна, теперь все собрания только с вашим ковром.
– Не возражаю, – Черникова была рада.
Ковер был огромным, но не громоздким. Мягкая фактура позволяла сложить его гармошкой. Коврик запрыгивал на плечи, пускался в путешествие: Станкострой – завод – Станкострой. Так и носили на каждое партийно-профсоюзное собрание. Как Ильич бревно на субботнике. Зиночка с работы писала записку. С запиской приходили в шестую квартиру. Бабушки с Кирочкой выдавали святыню. Президиум восседал, так сказать, в маковом благоухании. Никакой пропаганды наркотиков в этом не усматривалось.
1958 год. Совет ветеранов ЗИКа. Зинаида Ниловна
Черникова третья справа во втором ряду. Личный архив
Протоколы собраний вела только Зинаида Ниловна. Другие секретари не поспевали. Приходилось подстраиваться под их манеру писать. Время проведения затягивалось. Если Черникова задерживалась, о графин, оповещая открытие заседания, не звенели. Ждали.
В трудовой книжке Черниковой одно-единственное предприятие. Длинною в жизнь. ЗИК. Провожая на заслуженный отдых, Зинаиде Ниловне подарили настольные часы каслинского литья с циферблатом завода. И верные счёты ушли со своей хозяйкой. Считать счастливые минутки с семьёй.
Но размеренное бытие быстро нарушили. Создали Совет ветеранов ЗИКа. А как без секретаря?
– Ниловна, выручай.
– Куда ж вас девать. Я, как ковёр, всегда готова.
Да, да, да, да! Еда!
Мальчишки, совсем шкеты, в заводские обеденные перерывы в годы войны бегали с бидончиком и стаканом. Девятилетний Борис Новиков с ватагой пацанов водичку продавали. Простую из водопровода. За копеечку. Совсем маленькая по стоимости того времени денежка. Работяги по пути в столовку после удушающих гремящих цехов просто руку подымали вверх. Говорить от усталости не могли. Маленький разносчик с бидоном около тебя. Стакан исчезал залпом.
– Мальчик, дай ещё. Вот тебе 10 копеек.
– Счас, сдачу.
– Оставь себе. Мамке отдашь.
Шустрые мальцы крутились между людским потоком. Получалось копеечек десять. А когда и рублишко. Денежке радовались. Дома одни женщины да старики, с деньгами туго. А копеечка, как водится, рубль бережёт.
Хлеб привозили к окончанию смен на заводах. По карточкам. Инвалиды да малые дети – кто мог – заранее занимали. Очередь быстро двигалась. Был бы хлебушек. Отметка в карточке, пайка хлеба:
– Следующий.
Бывает, оплошают, отметку в карточке не выстригут. Семён Семёнович Щапов, демобилизованный после контузии, от голода и безысходности