Джихангир-Император. Прошедшее продолженное время. Александр Петров
вам, кобылы, ржать, – осадила их тетя Вера. – Совсем девочку задразнили. Небось досадно, что на вас самих так никто не смотрит. Сами знаете, что раньше он ее не видел никогда.
– И слов каких понабрался. Где слышал-то? – поинтересовалась одна из амазонок.
– Нигде, – не моргнув глазом, ответил я, – в книге прочел.
– Так ты грамотнай? – удивилась она.
– Грамотный.
– Ишь ты. Ну и чего в книжках пишут?
Лучше бы она этого не спрашивала! Все прочитанное намертво откладывалось у меня в памяти, и я мог воспроизвести это в любой момент.
Очень скоро амазонки раскрыв рты слушали печальную историю, которая случилась тысячу лет назад, о любви виконта де Бражелона к Луизе де Лавальер.
Я позволил воображению раскрасить несколько схематичные образы, созданные Дюма. У меня они приобрели цвет, плотность и протяженность, наполнились четкими, узнаваемыми деталями. Я попытался передать слушательницам то, как я это представлял себе: прозрачность южных ночей, мерцание атласа, парчи и драгоценностей на костюмах придворных, танцы под церемонную и тягучую музыку в зале, освещенном тысячами плошек и восковых свечей, шелест одежд, аромат духов, чувственную и порочную атмосферу двора французского самодержца.
Воительницы слушали, открыв рты от изумления. Они ахали и охали, на лицах девушек восхищение сменялось сочувствием, жалость – гордостью. Глаза амазонок жадно следили за мной, ловя каждое слово.
Особенно приятно было, что Ганя смотрела на меня не отрываясь, в ее колдовских зеленых глазах, как мне показалось, сияли восхищение и любовь.
Конечно, девушка наравне с другими просто восторгалась реалиями иной, красивой жизни, в которой мужчины галантны, находчивы, остроумны и мужественны, а дамы пленительно женственны и обворожительно прекрасны.
Но что понятно взрослому, еще не знает мальчишка, который должен убедиться в этом, разбив свой лоб. Я продолжал рассказ, пьянея от внимания воительниц и в первую очередь рыжеволосой амазонки. Вдруг поблизости раздалось конское ржание и кто-то прокричал:
– Здорово, девоньки, здорово, красавицы, – раздался нетрезвый голос.
Это был младший сын боярина Дуболомова, Роман.
Амазонки молчали. Тогда он сделал круг около костра, шпорами и поводьями заставляя своего коня оглушительно ржать и подниматься на дыбы.
Резкий переход от проблем романтичного и страстного Рауля, роскошных нарядов Оры де Монтале, от действий подлого де Варда к мерзостям нашей российской действительности показался мне особенно неприятным.
– Ну, здорово, коли не шутишь, – хмуро отозвалась тетя Вера. – С чем пожаловал, боярин?
– А чего? – подбоченясь в седле и пуская в ход ослепительную белозубую улыбку, спросил Роман. – Или не рады мне, девчонки?
– Рады-то рады, но ехал бы ты, князев посланник, своей дорогой, – сказала высокая грустная амазонка, которая за последний час не произнесла и двух слов.
– Аль не люб я вам боле? – осторожно поинтересовался боярин, пряча улыбку.
– Езжай