Империя «попаданца». «Победой прославлено имя твое!». Герман Романов
и дальше тоже было весело – «канарейки» и донцы накинулись коршунами на мятежников. Вдоль всей дороги пошла безжалостная резня. И не могло быть иначе – более двухсот гусар и казаков внезапно обрушились на втрое меньшего противника, к тому же пойманного в преследовании и не успевшего развернуться для боя. И потому пошла не схватка, а нещадное избиение.
Петр подобное видел только в кинофильмах, но никогда там не показывали такого ужаса – стоны, рев, ржание, звон клинков и дикие крики умирающих, когда душа с болью вылетает из тела. И запах крови, осязаемый запах, который будоражит душу, пробуждает древние хищные инстинкты.
Такого он не испытывал даже в Афганистане, хотя и там проливалась кровь и бил по носу запах пороха. Но там было намного слабее, а здесь будто накинули одеялом, и все – нет ничего, только появляется в душе жестокая свирепость, выпускает когти древний, крови алчущий зверь…
С десяток красных гусар вырвались из кровавой круговерти схватки и устремились на отчаянный прорыв, когда даже лошадей терзают до бешенства. Лишь бы вырваться, уйти, спастись из этого кровавого безумия.
Ими командовал рослый офицер в конногвардейском мундире, единственный такой среди гусар. Избрал он только один оставшийся путь к спасению – промежуток между голштинскими драгунами и гусарами.
Опрокинув в сторону мощным напором голштинских гвардейцев, беглецы понеслись, как им казалось, к спасению, но на самом деле к смерти – они скакали прямо на него, стоявшего за деревьями с конвоем из казаков и адъютантов.
Петр выхватил из ножен шпагу, тронул лошадь на шенкелях и поскакал на сшибку. Краешком глаз он видел слева и справа своих конвойных, те всячески торопили коней, отчаянно пытаясь вырваться вперед, закрыть собой императора. Поздно, не успеть им никак, сошлись уже с гусарами лоб в лоб, и схватки не миновать.
Здоровенный мужик сильно замахнулся палашом. Петр кое-как успел откачнуться в сторону, выставив навстречу противнику «трофейную» шпагу. Страшный удар обрушился на грудь и откинул его на спину лошади, руку тряхнуло и шпагу вырвало из пальцев… И небо, светлое небо раскинулось перед глазами, умиротворенное, ведь там нет войны.
Если бы сейчас Петр наткнулся на темно-красного гусара, то с ним было бы кончено – он лежал на лошади безоружным и совершенно беспомощным.
Грудь болела от удара, и Петр, кряхтя, поднялся в седле. Врагов перед ним не было, и он скосил вниз глаза. «Ни хрена себе, так этот сучий выкидыш кирасу почти прорубил. А если бы по башке палашом попал?»
И Петр похолодел – это был бы полный капец, тот, который подкрадывается незаметно. И его тут же схватили крепко за локоть. Петр оглянулся – усатый адъютант был бледен, глаза выпучены, как у рака.
– Государь, вы не ранены?! Слава богу! Вы ему прямо в плечо шпагу свою по рукоять воткнули, ваше величество. Одним ударом с коня сшибли! Это же меченый, ла балафре. Алексей Орлов!
В голосе адъютанта слышался нескрываемый восторг, он сияющими глазами смотрел на императора,