ALOGICAL. Хроники свободного разума. Николай Зарубин
забвение Петра Сергеевича
Сычуанский соус сам собрался себя смешить. Но студенты серьезно стали сарказм сообщать сычуанскому соусу ибо старый соус себя сам не съест, а сытый студент соображает смелее. Ведь Семя сереет со старостью сообща, сил в себе не сдерживая, сообщается с соснами, становясь солью. Сектрет сычуанского соуса стал сводить с сосуда, содержащего страхи и соображения (с_ума) старца, что сумел силы свои сохранить и сосуд свой содержать самостоятельно. Но силы его старательно стали стекать по стеклу самостийности, себялюбия и самоотдачи, словно он и есть то семя, словно он сталь холодная – сообразить не сумел. Сычуанский соус смеялся над странными стадами, которые собирались съесть и секретом его совладевать – все они стали сырыми, серыми и старыми! Все! А ведь секрет был совсем прост – соотношение симбиоза соли, сахара и семян из сына Сергея.
Странная история – сообразил сын Сергея и сам смешав себе сычуанского соуса, счастливый стал смотреть самый смешной сериал Сыендука.
Лишь Он – Петр Сергеевич Первичный сразу разгадал сектрет Сычуанского соуса, ибо он им и был в какой-то сверх-значительной степени, но не имел намерения секрет свой выдавать страждущим старцам и студентам. Лишь тут мы приоткроем завесу да пелену смысла и рецептика, хотя уже могли то и сами догадаться – раз, а иногда и два в день Петр Сергеевич был все еще вынужден удовлетворять потребности своего уже не такого и бренного и не совсем то уже и тела и в результате выдавал на крышу здания той самой корпорации тот самый сычуансчкий соус, что так полюбился четыре тысячи девяносто третьему миру от начала и до конца.
Дети слушали его, смеялись и снова проваливались сквозь бесшовные текстуры пола, а за стеклянной дверцей серванта нервно курили нетронутые с тысяча девятьсот шестьдесят шестого года сервизы да книги, стряхивая пыль со своих пожелтевших страниц. Половицы поскрипывали, воздух пах старой советской бардовой краской, которая высохнет, вероятно, только к концу всего времени. В большой гостиной комнате на ветру покачивались цветы, нарисованные на большой картине. На заднем размытом фоне стоял обычный человек в коричневой шляпе городского фасона. Петр Сергеевич взглянул в окно и увидел скалы, над которыми дом возвышался и порадовался, что так удачно вложил свои капиталы по совету друга Карла в недвижимость. Он вернулся в гостиную и присел на мягкое старое кожаное кресло, оно недовольно скрипнуло, но скорее привычно и неотвратимо приняла чресла Петра в свое лоно. С потолка лился теплый оранжеватый свет от простенькой люстры с тремя лампочками и Петр, хорошенько все обдумав, выдохнул продукты сверх-тепла, встал под этим водопадом из света и, раздевшись, погрузился в потоки радионуклеидной радости.
Приняв этот приятный душ, Петр Сергеевич одел халат из искусственной, неотличимой от натуральной, шкуры бизона Гриши, и стал разгуливать по коридорам своего замка, покинув гостеприимную гостиную. Шкура бизона Гриши любезно и нежно шептала на ухо Петру информацию о достопримечательностях этого места:
– Посмотрите налево, обратите внимание на изящные канделябры из рогов контонийских