Золотой братик. Ольга Апреликова
для позвоночника изгибе. Жаль, что любимая игра – странная и всем заметная. Он вдруг ослаб: развернулся, шлепнулся на пузо и поднял глаза на Артема:
– Вам правда не противно?
– Нет. Но жутко.
– А всем противно.
– Да тут никто не понимает, что это такое – твой эквилибр с гимнастикой. Ах, Дайка. Так ты меня отвратить хотел? Не вышло. Только интереснее.
– Это игра!
– Ну да, как же. Я-то, дорогой, представляю уровень работы, которую нужно было проделать вот для такого уровня… Этой твоей гимнастики. И еще я примерно представляю… Для чего она готовит. Такая вот гимнастика, растяжка и баланс. Тебя учили, Дайка. И я даже догадываюсь, кто. Но ты, похоже, все, чему научен, превратил не в пользу, а в какой-то… безмолвный крик. Тебя… Спасать пора. Змееныш – не змееныш, призрак не призрак, а будешь мой. Глаз с тебя не спущу. И все, беру тебя в свои руки. Пора. Теперь ты мой будешь воспитанник по-настоящему. И вот что, мой дорогой. Никаких «в гости». Я передумал: ко мне ты будешь ездить не в гости, а домой. Домой. По правде. И насовсем.
Дай скорей закрыл лицо руками – брызнули горячие слезы:
– Нет!
– Да. Понимаешь? Дом. Я. Насовсем. Будешь бунтовать – возьму за шиворот и унесу. И придется нам проходить через принуждение, дрессировку, подкуп и прочее приручение. В итоге никуда не денешься.
Дай нечаянно всхлипнул в ладошки. Артем вздохнул:
– Да ведь знаешь же, знаешь, что мы с тобой уже – друзья. Если жить по правде.
– Да откуда ж вы знаете эту правду? Что я хочу быть друг? – сдался Дай и открыл лицо. – Потому что таг и видите меня насквозь?
– Насквозь я тебя не вижу, не выдумывай, – Артем подошел и сел за стол, где Дай так и лежал на пузе. – Но то, что я вижу… Тебе нужен дом, твердая рука и правда. Понял?
– …Понял.
– Не смей реветь.
– Дом насовсем… Это не бывает.
– Бывает. За шиворот унесу.
Дай снова всхлипнул:
– А как же свобода воли?
– Ну, знаешь, к примеру, новорожденные ни дома, ни родителей тоже не выбирают. Что достанется. Тебе достался я. Привыкнешь.
Дай вздохнул. Слов не было.
– Попробуем хотя бы, – Артем встал, взял за бока и поднял со стола, как куклу, посадил на стул: – Посиди. Я скоро вернусь.
И вышел. Дай долго не шевелился. Нервы скулили… Надо быть сильным. Как? Ведь все так страшно. В этой комнате высоко над лесом, над всем огромным Венком, и, кажется, над всем материком застыла серая, как бесконечное зимнее небо снаружи, тишина. Артем тоже – тихий. И огромный. И в самом деле не такой, как все большие. Он таг. Настоящий таг. Редчайшее чудо. То есть не чудо, а природа – Юм что-то пробовал про тагов объяснить, но Дай не знал, что такое хромосомы, и Юм пообещал потом объяснить, когда Дай хотя бы начальную школу закончит. А он вон в первом классе еле-еле держится…
Но зачем этому тагу Артему – он, тупой и противный?