Бродяги Дхармы. Джек Керуак
и это для всех нас будет прекрасный ужин – для нас с тобой и Морли. Еще я беру чай, под холодными звездами всегда хочется хорошую чашку горячего чая. Беру настоящий шоколадный пудинг, не это быстрорастворимое фуфло, а добрый шоколадный пудинг, который доводишь до кипения, помешивая на костре, а потом он остывает в снегу.
– Ого!
– Поэтому вместо рисового, который я беру с собой обычно, на этот раз, я подумал, стóит взять для тебя хороший такой деликатес, Рэ-эй, а еще в булгур я зашвырну всяких сушеных овощей, тоже кубиками, я их купил в лыжном магазине. Из этого мы будем готовить себе ужин и завтрак, а чтобы пополнять энергию – вот такой здоровый мешок орехов с изюмом, а еще один мешок кураги и чернослива укрепит нас гораздо круче. – (И он показал мне этот самый – крохотный – кулек, куда уложилось все насущное питание для трех взрослых людей на двадцать четыре часа, или даже больше, лазанья по большим высотам.) – Когда идешь в горы, главное – брать как можно меньше веса, мешки там тяжелеют.
– Но боже мой, нам же этого не хватит!
– Хватит, от воды разбухнет.
– А вино берем?
– Нет, наверху оно ни к чему – как заберешься на верхотуру и устанешь, вкирять и не захочется.
Я ему не поверил, но ничего не сказал. Мы сложили мои шмотки на велосипед и пошли через весь студгородок пешком, толкая велик по краю тротуара. Стояли прохладные ясные сумерки тыща одной ночи, башня универа с часами чистой черной тенью высилась над кипарисами, эвкалиптами и прочими деревьями, где-то звонили колокола, а воздух похрустывал.
– Там будет холодно, – сказал Джафи, но в тот вечер ему было прекрасно, и он рассмеялся, когда я спросил его про следующий четверг с Принцессой. – Знаешь, мы еще дважды играли в ябъюм с того вечера, она приходит ко мне в любую минуту любого дня или ночи, и отказываться бесполезно. Поэтому я удовлетворяю Бодхисатву. – (И Джафи захотелось рассказать мне обо всем, о своем детстве в Орегоне.) – Знаешь, у меня мать, отец и сестра жили настоящей первобытной жизнью на бревенчатой ферме, и зимой по утрам, когда холодно, мы все, бывало, раздевались и одевались перед очагом, по-другому нельзя было, поэтому я не такой, как ты, по части раздевания, в смысле – я не смущаюсь, ничего.
– А чем ты в колледже занимался?
– Летом все время был на государственной пожарной вахте – тебе, Смит, тоже надо будет попробовать следующим летом, – а зимой много ходил на лыжах и по студгородку потом, бывало, гордо шкандыбал на костылях. Я там взбирался на довольно высокие горы, включая один долгий подъем на Рейнир, почти до самой вершины, где можно расписаться. И был год, когда я наконец залез туда сам. Там ведь только несколько имен написано, и еще я облазил все Каскады – и в сезон, и в межсезонье: я работал там на лесоповале. Смит, я должен рассказать тебе про нашу романтику лесоповала на Северо-Западе, ты мне постоянно твердишь о железных дорогах: ты бы видел узкоколейки наверху, и по утрам, когда морозец со снежком, а в животе у тебя блинчики с повидлом и черный кофе – вообще, парень, – и заносишь двойной топор над первым утренним бревном, лучше ничего и не